Мне нужно успокоиться.
Время уже за полночь, через несколько часов мне на работу, но кроме несварения желудка прогресса нет. Я щелкаю кнопкой мыши. В тишине раздаются нервные, напряженные клики, похожие на тиканье механических часов. Вначале на них не обращаешь внимания, они так же естественны как дыхание или зевота, но, усыпив, таким образом, бдительность, они начинают исподволь вторгаться в сознание. Через некоторое время, отвлекшись от основного занятия и слушая внезапно наступившую тишину в собственной голове, вдруг с удивлением задаешься вопросом 'Как можно было не замечать их раньше?' – так громко и беспощадно они тикают. И, вернувшись к делу, уже не можешь их не слышать. Теперь их ненавязчивость превращается в назойливость, они словно отыгрываются за то, что были так незаметны раньше и мало-помалу, клик за кликом, за это мстят. В раздражении я отключаю мышку и пользуюсь тачпадом, но призрачные клики продолжают раздаваться в моих ушах, не давая сосредоточиться ни на чем ином. Доведя себя до кипения, ложусь спать, но теперь вместо кликов в уши врезается биение собственного сердца, особенно гулкое в наступившей тишине.
Мне не уснуть. Долгожданное спокойствие выливается в ту форму легкомысленной апатии, которая стирает все границы между тем, что допустимо и приемлемо и между тем, что бессмысленно и пусто, поэтому начинаю заполнять заявки на все подряд. Написать статью про родной город? Хорошо. Снять видео про состояние наших дорог? Отлично. Выслать пошаговый отчет с рецептом блюда? Прекрасно. Придумать логотип новому магазину? Великолепно. Создать новую форму макарон? Нет проблем. Изменить дизайн булавки? Сейчас займусь. Время поджимает. После работы я прихожу домой, позволяю себе полтора часа сна, а затем погружаюсь в мир рифмоплетства, кройки и шитья, рекламы и тому подобной ереси. Я покривила бы душой, если бы сказала, что более достойных конкурсов нет – они есть, но не в пределах того временного промежутка, который имеется в моем распоряжении, поэтому мой удел сейчас – считать мгновения, утекшие сквозь пальцы. Яд в моей слюне закончился, поэтому остается только презрительно кривить губы и подписываться на новый бред, испытывая холодную ярость при мысли о том, что остальные участники не вынуждены так бездарно тратить свое время.
– Немножко уже осталось, – говорит коллега, – потерпи, скоро летние каникулы, там и отдохнем.
– Да.
Мы сидим в препараторской, отгородившись от бессвязного гама, заполнившего коридоры, сидим, закрывшись на ключ, оберегая покой и тишину. У каждого из преподавателей свой ключ. Выходя, мы тщательно закрываем дверь, даже если внутри кто-то остается. Особенно если внутри кто-то остается, ибо каждую перемену находится студент, который считает, что для преподавателя честь, пренебрегая отдыхом, выставить ему оценку в зачетку, или повторить ему домашнее задание, или взять у него объяснительную. Закрывая остальных на ключ, мы проявляем о них заботу. Вначале мне казалось это дикостью, но после того, как к одной из моих коллег зачастил студент, обожавший рассуждать об СССР и Жукове, не могу представить, что может быть иначе.