Последние капли радуги (Янц) - страница 51

«Бог поможет в любой трудной ситуации», – говорила мама, и Мария, прижимая сверток с куклой к груди, взмолилась о спасении.

Какой теперь выход? Она может говорить, что не беременна, ей все равно не поверят! Неужели придется подкладывать подушки? Делать вид, что она счастливо готовится к будущему материнству? А потом? Выкидыш? Мертворожденный? Еще один грех на душу! Господи, если ты слышишь, дай совет, останови разошедшегося отца и спаси верную рабу свою!

Но Бог не был на её стороне. Он никогда не встает на сторону таких, как Маша. Акция началась, но девушку до сих пор поздравляли с разных сторон, и ей оставалось только кивать, украдкой стирая выступившие слезы. Быть опозоренной («Не впервой», – фыркнула бы мама) на глазах у всех – ещё не самое страшное. Хуже, что теперь везде, куда бы Маша не пошла, её будут преследовать взгляды и вопросы, советы и имена для ребенка, который никогда не родится. Она не выдержит.

Она не выдержит.

Святые, ангелы небесные, она не выдержит!

– Давай, – процедил отец, выталкивая её вперед, и девушка вскинула дрожащие руки со свертком. Ей было слишком обидно и страшно, а все смотрели так, будто она прямо сейчас сотворит чудо.

– Господь Всевышний подарил мне сына, – а Маша даже элементарно родить не могла. Она не могла. Просто не могла, – и это лучший подарок из всех существующих!

Подняв «младенца» над головой, Маша ощутила, что слезы катятся уже непрерывно, а лицо кривится в жалобной гримасе, совсем не подходящей деве Марии, держащей в руках новорожденного. Девушка закрыла глаза, выдохнула. Она мать. Она хотела бы быть матерью. Хотела бы ощущать ребенка в себе, а потом – на руках, и позже – видеть, как он растет. Она бы воспитала чудесное дитя, спрятала бы ото всех и воспитала сама, может, сбежала бы куда-нибудь на край света, до конца, через Заборчик, туда, где она ещё никогда не была и в сознательной жизни вряд ли не будет.

Даже если там идет вечная война, её ребенок мог бы выбрать сам, во что верить.

Дрожь прошла по всему телу, и Маша выронила сверток, съёжившись от боли, пронзающей её грудь. Ребенка не будет. Никогда. Мария больше не могла находиться здесь, среди тех, кто считал иначе, она рванулась в сторону синих огней, расталкивая народ и скрываясь за широкими спинами от гневных воплей отца.

– Эй, дева Мария, ты упоротая что ль?

– Она не слышит?

– Епт, да её щас вырвет!

– Разойдись!

Машу скрючило пополам, и она схватилась за живот, желая только выблевать свои внутренности и умереть здесь, под ногами. Она всегда знала, что её ждет именно такая судьба – быть затоптанной агрессивной толпой, ненавидящей её за одно только существование.