Кира не смог пересилить себя и отошёл-таки в сторону. К оружию он привык, но его просто воротило от этого восхищения. Хотелось сбежать как можно дальше, лишь бы не видеть маниакального блеска в глазах любимого, и Кира сбежал – на какой-то пригорок, откуда было видно ещё лучше. Пегас, не заметив его отсутствия рядом, продолжал шариться в руинах. Будто нашел то, что искал. Будто это было его миром. Или было тем, каким он хотел бы их мир видеть.
Иногда Кира жалел, что способен думать.
От осознания, вскрывшего сердце, как нож консервы, хотелось спрятаться – юноша обнял себя руками, но это не защищало уже ни от боли, ни от холода. В этом мире ему не было места. В таком мире не было места никому живому.
– Мы не любоваться пришли! – крикнул он.
– Да, сэр! Пять минут, сэр!
Пегас исчез в одном из домов – в одном из тысячи – оставив Киру в одиночестве среди руин, на металлическом возвышении, застывшего, как нелепо слепленная статуя. Это то, чего Пегас для него хотел? Это то, что случился уже вот-вот, если ничего не поменять.
Но как решиться на что-то, если жить в мире (том мире, наверху, который плачет кислотными дождями и пеплом) невыносимо сложно? Как бы Кира не любил мир, было в нём и то, что отравляло их жизни.
Изменить – всё?
Изменить – но что взамен?
«Отречемся от старого мира!» – нет ничего навязчивее, чем прописные истины, облачённые в песню. Но «старый мир» – что это такое? Он же один, для всех, навсегда. Они, люди – его часть. Он – тепло, искусство, любовь, вкусная еда, мягкая шерсть домашнего питомца, мутные сосульки на крышах, отражение в зеркале, искажающее тебя – но в лучшую сторону, отпечатки на свежезалитом бетоне, разочарования и надежды, жизнь во всех её красках – это же подарки им, ежесекундные, бескорыстные.
Мир нельзя разрушать.
– Мы много раз это делали, – сказал бы Пегас, и Кира не сомневался: рано или поздно он, конечно, добьется своего, и мир превратится в металлические ржавые руины, загромождённые остатками цивилизации и оружием.
Кира сбежал с пригорка и толкнул попавшуюся дверь. Внутри всё было заставлено ящиками, и в первом же оказалась партия пистолетов. Значит, не всё оружие здесь было, как сказал Пегас, «государственного масштаба». Но если бы они нашли это место не втроём с Зоей, а с пегасовцами, всё закончилось бы слишком быстро, да? Или это вовсе ничего бы не изменило? Юноша взял один, зарядил, проверил – здесь не от кого было защищаться, но будь он не собой, мог бы и застрелиться. Сдаться как раз легко. Продолжать гораздо сложнее.
А вот Пегас собирался сдаться. Он всегда сдается.