По территории станции мы уже не то ползли, не то катились по направлению к застёжке. Но все равно опоздали. В небе уже вовсю светило солнце, а гроза так и не началась. Мы заземлили купол. Подключили провода к трансформаторной подстанции, оставалось только поднять рубильник и аля-улю! Снова кипяток!
Ильич боялся один возвращаться в деревню, а я наотрез отказался составлять ему компания, по той же самой причине. Больше всего меня гнобила мысль, что люди видели, как мы с этим старым пердуном улепётывали во все лопатки. Им же не докажешь, что мы бежали спасать мир, а не собственные задницы. В конце концов, я придумал гениальный план. Во-первых, я сказал, что раз Ильич перебрасывал провода в деревне, ему их и возвращать на место, это его хозяйство. Во-вторых, я ему дам ружье. И как только все будет готово, он произведёт сигнальный выстрел вверх, и я тут же включу рубильник. Люди получат свет, и сердца их смягчатся. С ружьём Ильич согласился вернуться в деревню, только почему-то попросил больше патронов. Через некоторое время действительно раздался выстрел, и я тут же включил рубильник. В ответ в деревне началась хаотическая стрельба. Я понял, что-то пошло не по плану, и вырубил рубильник. Выстрелы прекратились.
Я сидел у трансформатора и горевал, что зря я отдал Ильичу ружье. Зачем электрику ружье?! Сейчас как придут за мной, а я тут одинокая овечка на лугу, ни клыков, ни ружья. Стреляй – не хочу. И решил я запереться в подземелье на недельку или две, а там может и остынут. И только я поднялся на ноги, как в деревне раздался одинокий выстрел. И тишина. Я понял, что терять мне нечего, Ильича уже не вернуть, и включил рубильник. Через некоторое время, мне стало интересно, успел Ильич перебросить провода с водонапорной башни на деревню или нет. Если не успел, то наш нагревательный элемент в водонапорном баке обязательно бы уже выбил вставки в трансформаторной подстанции. И как я не дёргай рубильник, деревня все равно останется без электричества, и тогда точно придут за мной. Я сходил за обычной индикаторной отвёрткой, и убедился, что все нормально. Напряжение по всем трём фазам поступало в деревню. И это было огромное облегчение. А уж воду им никто и не обещал, решил я про себя. Приблизительно через час появился неубиенный Ильич. Которого я уже и не ожидал увидеть. Вернул мне ружье со словами: «Чудом меня не убил, дубина». И рассказал, свою историю. Вернулся он в деревню, а там все с выпученными глазами бегают по улице и фельдшера разыскивают. А фельдшера в Попадалове отродясь не было, но кто-то сказал, что теперь типа есть. Короче, умопомешательство коллективное. Ильич бочком к столбу, с которого провода перекидывал. Деревянная лестница так и была к нему приставлена. Он отсоединил провода от водонапорной башни и уже почти скоммутировал на деревню. Но тут его настиг председатель сельсовета, который был в бешенстве от разрушения всей водопроводной системы. Обнаружив Ильича снова на столбе, он, не задумываясь, разрядил в него оба ствола своего дробовика. Дробь просвистела мимо, Ильич повис на проводах, пытаясь укрыться за столбом. Но тут и я не подвёл с рубильником. Ильич, сражённый электричеством, грохнулся со столба, думая, что председатель все-таки в него попал. Председатель, видя, как рухнул Ильич, решил, что в запале убил человека, и начал перезаряжать свой "бердан", чтобы тут же закончить жизнь самоубийством. Ильич решил, что его хотят добить и, не вставая произвёл предупредительный выстрел вверх. Из выданного мной ружья. Председатель не понял, как покойник может стрелять, и в прострации зачем-то снова шарахнул по столбу. Так два человека, находящихся в шоке, попеременно палили в небо. Жители деревни пришли в неистовство: сначала их обварили кипятком, потом начали стрелять. А когда увидали, что в небо палит сам Председатель, старухи вспомнили все мифы и легенды местного краеведения и пришли к выводу, что в Председателя вселился сам Дух Вечного Пня. Его разоружили, и он тут же полез целоваться с Ильичом. Ильич, по его словам, не впал от этого в кому, только потому, что вовремя вспомнил, что не успел присоединить последний провод. Чувство долга снова его спасло. А Председатель всё твердил: «Хрен с ним, с водопроводом, всё равно трубы были гнилые», и пытался гладить Ильича по лысой голове. О раздутом водонапорном баке он, видимо, старался не вспоминать или ещё не успел рассмотреть.