Люди стояли вокруг плотной стеной, полуоткрыв рты и следя за происходящим, как за каким-то чудом.
– Как твое имя? – тихо спросил Сменкхара, но акустика храмового двора, спроектированного Майа, позволила услышать сказанное в самых отдаленных уголках.
Юноша посмотрел вниз, на обувь жреца, и ничего не ответил.
– Как тебя зовут? – чуть громче повторил свой вопрос Сменкхара.
В ответ молодой человек лукаво улыбнулся:
– Ты, почтеннейший, хочешь одарить меня новым именем? Но зачем?
– Чтобы ничто не тревожило твою память.
– Мне шестнадцать, – отвечал юноша. – И я еще не накопил воспоминаний, терзающих совесть.
– Кто ты? – вновь спросил Сменкхара. – Твои слова выдают ум. Ты знатен?
– О, почтеннейший! Я сын ремесленника из окрестностей этого города, – молодой человек перехватил удивленный взгляд жреца, с каким он осматривал его одежду, и пояснил. – Теперь я выгляжу богато. Но если бы не ты, почтеннейший, нанявший меня на работу год назад, я бы в жизни не смог так одеться.
Сменкхара промолчал. Он хотел вернуться к цели начатого разговора.
– Если ты строил Ахетатон, – осторожно начал он. – То должен поддерживать начинания фараона Египта. Назови свое имя.
Но юноша был упрям:
– Я не хочу его менять, я к нему достаточно привык.
– Ну хорошо, – сдался Сменкхара. – Я обещаю не давать тебе нового имени, но скажи, не содержит ли твое наименования презренного бога Амона?
– Нет, не содержит! – громко воскликнул молодой человек под общий смех собравшихся. – Я – Халосет.
– Я обещал тебе и не буду нарушить данное слово, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Сменкхара. – Но ты должен знать, что другой бог, еще более жестокий и завистливый, чем Амон, поселился в тебе через твое имя.
– Спасибо тебе, почтеннейший, – Халосет смешно раскланялся, прижимая правую руку к сердцу. – Но я желаю остаться с прежним именем.
Новый шквал хохота обрушился на Сменкхару, но он, взяв себя в руки, степенно сказал юноше:
– Ступай, ты слишком молод, чтобы все постичь.
Халосет понял, что его ничто не удерживает на ступенях храма, и поспешил смешаться с толпой. И хотя он упорно не желал подчиняться Сменкхаре, на какой-то миг он вдруг задумался, почему в его имя проникло созвучие, связанное с мрачным богом Сетом? Но размышлять об этом он не стал, спеша домой.
И с этого благословенного дня во дворе храма зазвучала музыка, бывшая до этого достоянием богатых и знатных людей, а теперь, по воле фараона, ставшая доступной для любого жителя Ахетатона. Лучшие музыканты исполняли прекрасные мелодии, посвященные новому богу. И музыка лилась, завораживая души людские, а вместе с музыкой текли слова Великого Гимна Атона. И каждый знал, что сочинил этот гимн сам фараон: