– Я боюсь за свой английский, – сказал первое, что ему пришло в голову, Иван, и Андре тут же осуждающе уставился на него:
– Ты опять начинаешь потакать своим упадническим настроениям? Я тебе уже говорил: нельзя себя программировать на поражение. А ты заранее сдаешься. И потом… ты забываешь, что сегодня у тебя, грубо говоря, репетиция презентации. Сегодня толпа народа тебя увидит, как моего протеже. Тобой заинтересуются. С тобой будут считаться, хотя и ненавидеть втихаря.
– За что меня ненавидеть?
– Хаха! Ваня! Я мало кому разрешаю использовать мои фотографии. Я сразу подаю в суд, и все об этом знают. А тебе я разрешаю не просто фотографировать меня – но и публиковать потом эти фотографии без моего предварительного согласования. Им нельзя, а тебе – можно, причем неограниченно можно. Понимаешь? Ты можешь продать каждую фотографию хоть в сто журналов сразу, хоть в тысячу. Любую мою фотографию, понимаешь? Я официально тебе это разрешаю. А они – не могут. А мои фотографии, Ваня, очень дорогие. Они фотографируют меня на показах, а потом сидят на мешках с деньгами, и не могут их получить, потому что себе же хуже сделают, если попытаются мои фотографии куда-то продать. Как ты думаешь, полюбят они тебя?
– Я об этом не думал, – признался Иван. Парень подошел к нему сзади, положил ему голову на плечо и обнял за талию:
– И не думай. Просто не удивляйся.
– Да мне все равно, – Иван осторожно накрыл сверху ладонями руки Андре, – пусть хоть до смерти ненавидят.
– Ну, вот и славно, – кивнул парень и освободил руки, – пойдем, пообедаем. А потом сразу – на репетицию. Готов? Впрочем… вижу, что готов.
Они вышли на улицу и пошли по авеню.
Иван пытался влиться, вжиться в город, примерить его на себя, вдохнуть его воздух и стать его частицей. Получалось плохо: его начали раздражать громко кричащие дети, бесцеремонные люди, которые пробегали мимо, задевая его то плечом, то портфелем… бибикали машины, где-то куда-то неслась скорая… сердце Нью-Йорка, центр города, известнейшее место – и люди-люди-люди-люди… столпотворение вокруг происходило такое, что Ивану захотелось закрыть глаза, зажать руками уши – и проснуться. Проснуться у себя, в третьем дворе, в тихой темной комнатушке, в неторопливом и спокойном Петербурге. Но рядом шел своей невероятной походной Андре, успевший нацепить солнечные очки, показывал ему рукой на дома, на вывески, оживленно болтал… Иван, чтобы не потеряться в толпе, ухватился за руку парня – и они пошли дальше, держась за руки.
А ведь я в настоящем Нью-Йорке, вдруг стукнуло Ивана по голове. Это не мечта, это реальность, а рядом со мной, за руку, идет модель самых известных подиумов и домов моды! Господи, неужели это не сон? Неужели я не проснусь сейчас в своей каморке? Вот она, рука Андре, теплая, не собирающаяся никуда исчезать. Вот он сам, идет рядом, потрясающий, красивый, эпатажный, притягивающий к себе взгляд. На него все смотрят – еще бы, он ведь идеален! Он просто неземной какой-то – ни разу, никогда не видел близко от себя такую красоту! Это как же постаралась мать-природа, создавая этот шедевр? И я сейчас иду рядом с ним. И он держит меня за руку. И…