Часто она посматривала на смартфон и, досадливо поджимая губы, клала его обратно на столик экраном вниз и погружалась в созерцание содержимого чашки. Губы у неё были пухлые, чувственные. Маленькая родинка над верхней губой справа кокетливо выглядывала из-под тонкого слоя тонального средства. Макияж у этой гостьи был очень лёгким.
Разговаривая со мной, она предпочитала не поднимать глаз, хоть и улыбалась моим шуткам.
– Вы пришли нас проверять? – я так не думал, но уж больно её поведение выделялось на общем фоне.
Впервые за весь наш так называемый разговор она подняла голову и удивлённо посмотрела прямо на меня. Глядя на неё снизу вверх, я уже видел, что у неё длинные ресницы, однако всю красоту её лица можно было увидеть и оценить только сейчас. Словно все кусочки мозаики встали на свои законные места, чтобы представить шедевр. Однако эта картина была скрыта под налётом и пылью: синие круги под глазами, какая-то усталость и обречённость на всём лице.
– Ага, ну точно «жертва», – наконец классифицировал её я.
– Нет, вовсе нет. Я… Я…
Тут губы её задрожали и в глазах встали слёзы. Я не могу допустить, чтобы гости стали свидетельницами истерики, поэтому осторожно и уверенно обнял её за плечи, поднял на ноги одной рукой, другой сгрёб её смартфон и сумочку и повёл наверх. Поймав взгляд Макса, я сделал ему знак рукой, и тот кивнул.
Женщина тихо подвывала, но не плакала. Я поспешно тащил её за собой, обняв за мягкие плечи, на второй этаж, где были устроены комнаты с шумоизоляцией для услады «перспектив». Я не нарушал правил, поступая так. И пусть только попробуют снять с меня деньги за этот жест доброй воли! Я же спасаю репутацию заведения! Вряд ли остальным гостьям пришёлся бы по душе плач навзрыд.
На мою удачу были свободные комнаты, я впихнул свою спутницу в ближайшую из них и запер за собой дверь, не снимая значка "свободно": мы же ненадолго, я только успокою её, и она поедет домой.
Я усадил гостью в кресло, налил стакан воды и протянул ей.
– Выпейте, это просто вода.
Она с благодарностью приняла стакан и, сделав несколько больших глотков, на удивление очень быстро взяла себя руки.
– Простите, простите меня. Просто… Всё сразу как-то навалилось.
Вне шума зала её голос было слышно лучше: он был приятным, грудным. Робость немного отступила, и она смелее посмотрела мне в глаза, но тут же опустила их, покраснев.
– Я Вас смущаю? – вежливо улыбнулся я. – Это легко исправить.
Я прошёл в ванну и снял с крючка чистый махровый халат, как можно плотнее укутался в него и туго затянул пояс.