Картина маслом. Зажегся свет, прервали фильм. Индийский красавец Митхун Чакраборти так и не допел свою знаменитую «Джими, Джими, ача, ача». Кто-то в зале, не поняв серьёзность ситуации, гневно крикнул. Марис свистнул, чем сразу привлёк внимание милиционеров. Стражи порядка в приказном порядке велели киноманам приготовить документы для проверки, записали имена-фамилии и места работы. Как ни странно, тунеядцев и прогульщиков, кроме нас, среди присутствующих не было. Просмотр фильма возобновился.
Нас проводили в кабинет заведующего кинотеатром, где устроили настоящий допрос с пристрастием, запугиванием и обвинением поактичнски в измене Родине. Блюстители порядка – два милиционера и три дружинника – играли в плохих и хороших полицейских. Поняв, кто из нас двоих слабое звено, разыграли сцену почти из «Эры милосердия» братьев Вайнеров. Мариса, как действующего спортсмена, отпустили, а меня оставили в одиночестве перед выбором чистосердечного признания в письменном виде или варианта «тюрьма – твой дом родной».
В слезах и соплях красивым девичьим почерком на двух листах я написала сочинение на тему «Как я могла, нет мне оправдания, прошу понять и простить…» Закончив объяснительную, позвала милиционера. Он лукаво улыбнулся и стал читать, правда недолго. Увидев мою фамилию, парень моментально побледнел и спросил, кем я прихожусь такому-то такому? Своего папу я боялась больше, чем тюрьмы, поэтому включила Зою Космодемьянскую и решила не выдавать тайну родственных связей. Сказала, дескать, однофамилец.
Милиционер не поверил и решил прояснить ситуацию. Он вышел из кабинета, а через полчаса дверь открылась, на пороге стоял отец, его водитель, все тот же страж порядка, бледный директор кинотеатра и ещё какие-то люди. Папа молча кивнул мне и жестом показал идти к машине, пожал руку собравшимся и пошёл следом за мной. На негнущихся ногах я еле добрела до служебной «Волги». Марис ждал на улице, но подойти побоялся. Папа его не заметил. Я сделала вид, что тоже. Мы сели на заднее сидение авто и поехали к отцу на работу.
За пять минут пути от Лачплеша до Стабу перед глазами в ускоренном темпе пронеслась вся моя недолгая жизнь. Даже подумать было страшно, какое наказание меня ждёт. Мы доехали до здания КГБ. Водитель открыл двери. Мы с папой вышли из машины. Он тихо сказал две фразы: «Ты меня подвела» и «Иди домой, вечером поговорим». Лучше бы он меня убил прямо там, на месте, чем мучиться ожиданием наказания.
Я села в автобус и поехала в Пурчик. По дороге мне казалось, что я в дурном сне, сейчас проснусь и все будет хорошо. Не помню уже, как оказалась дома. От стресса начала убирать квартиру. Отпустило. В голову начали постепенно приходить умные мысли, слова, чтоб оправдаться аргументировано, И вообще захотелось чаю и торта «Циелавиня». Тогда, в свои тринадцать лет, я сделала вывод: уборка в квартире равна систематизации мыслей в голове! До сих пор этот способ мне очень помогает в сложных жизненных ситуациях.