Щурясь от слепящего света, Лорен прошла к пустому креслу у стола, на котором возвышался мольберт с ее картиной, и уселась. Она помнила, что Гриффит изуродован взрывом бомбы. Потому, наверное, он и не хочет, чтобы его разглядывали, прячется за столбом света, бьющего в глаза гостям… Это объяснение было логичным, и все-таки Лорен дрожала от страха.
– Расскажите о своей картине, – прокаркал механический голос. – Почему вы назвали ее «Полночь в Марракеше»?
– Раньше я там жила.
– Дело не в этом. В чем истинная причина?
Дело действительно было совершенно в другом, но Гриффит никак не мог этого знать! Лорен взволнованно крутила на запястье серебряный браслет. Все это неважно, только бы ему понравилась картина…
– Я задал вам вопрос.
– Я на него ответила.
Собственный неуверенный тон был ей отвратителен; дрожь усилилась, когда ей удалось разглядеть собеседника. На Гриффите был пиджак цвета хаки и то ли капюшон, то ли шерстяная маска, вроде тех, которыми пользуются террористы.
– Ребенок на картине – это вы?
– Нет, – солгала Лорен. – У персонажа нет конкретного прототипа. Это всего лишь плод моего воображения.
Гриффит ничего не ответил, но Лорен не надеялась, что ей удалось его провести: она никогда не умела врать.
– А руки? – продолжил искаженный голос. – Почему они тянутся к девочке? Что это означает?
Лорен сделала над собой усилие и растянула губы в улыбке. Ей отчаянно хотелось, чтобы ему понравилась ее картина. Если это произойдет, то она поймет, что у нее есть талант, а не одно честолюбие.
– Руки символизируют силы мирового зла, которые пытаются соблазнить ребенка.
Тень коллекционера зашевелилась, голова склонилась набок. Было похоже, что он внимательно разглядывает ее.
– Скажите, почему вы оставили Марракеш… и свою мать?
Лорен напряглась, как тетива лука. Мать? С какой стати Гриффит интересуется ее матерью?
– Я поехала учиться в Сорбонну. – Это было правдой, хотя и не всей, и Лорен надеялась, что в ее голосе не прозвучало фальши.
– Что привело вас в Лондон?
– Желание возродить «Рависсан», снова сделать его преуспевающей галереей. Наверное, Райан вам говорил, что мы уже отыскали одного исключительно талантливого художника.
В комнате повисла противоестественная тишина, похожая на затишье сразу после удара грома. Дожидаясь ответа Гриффита, Лорен увидела у него за спиной окно от пола до потолка, затянутое тяжелой шторой. Видимо, это был бархат, но точно угадать материал и цвет было невозможно. Стол, о который она опиралась, задрожал от очередного громового раската.
– Почему вы не говорите правду? – неожиданно спросил Гриффит почти нормальным голосом. – Считаете, что всякой красивой женщине позволено врать?