Наверное, сейчас кто-то обвинит меня в том, что я фактически лишил человека всякой надежды на какое-либо спасение и самой возможности выйти на свободу. Отнюдь, это не так. Действительно, стиль работы у каждого адвоката свой, кто-то даёт человеку надежду на спасение изначально, рисуя в его воображении воздушные замки розового цвета, кто-то, напротив, рассказывает своему доверителю всё как есть, не преувеличивая и ничего не приукрашивая. Хотя есть ещё и третий вариант общения с клиентом: «Бесплатно не работаю, деньги вперёд».
Реакция Беридзе была предсказуема, он тут же потух, и без того путаные мысли в его голове ещё более стали напоминать вихрь, в котором кружилось всё, начиная с его детства: трёхколёсный велосипед, на котором он так любил кататься, любимая куртка, баскетбольный мяч, подаренный его родителями на его десятилетие, школьный завуч, дающий наставления перед окончанием школы, первое сентября в училище и знакомство с сокурсниками. Но самыми главными актёрами в этом вихре и потоке различных мыслей были родители Беридзе. Мама строго орала: «За что ты принёс нам такое горе?», отец стучал кулаком по столу и нецензурно кричал, бабушка просто плакала где-то вдалеке. Беридзе казалось, что уже ничего поделать нельзя, и ему ясно виделся конец – он старый, в какой-то замызганной фуфайке или телогрейке сидит на каком-то грязном стуле и нервно докуривает сигарету, ожидая окончания последнего дня в своей жизни, надзиратель ему что-то орёт, а он делает вид, что не слышит, после чего получает сильный удар в голову резиновой дубинкой и падает без сознания.
– Беридзе, Беридзе, вы меня слышите? – продолжаю я свою речь. – Так вот, я сказал вам не всё, есть ряд нюансов: во-первых, если экспертизой будет установлен не особо крупный размер изъятых наркотиков, то никакого пожизненного наказания не будет, возможно наказание до тринадцати лет лишения свободы. Во-вторых, если грамотно выстроить позицию защиты, то можно рассчитывать на снисхождение суда, а следовательно, назначение наказания ниже низшего предела. У меня в практике такие случаи были, людям давали наказание в виде восьми лет лишения свободы.
– Восемь, девять? – резко перебил Беридзе. – Да я и одного года там не протяну, не говоря уже о восьми или девяти годах.
В этот момент к нам подошёл один из конвоиров и начал в приказном порядке требовать от нас прекращения общения, так как отведённое время истекло.
– Ещё минуту, и мы зайдём в кабинет, не переживайте, – ответил я громко.
Спустя минуту мы зашли в кабинет следователя, Беридзе сообщил ей, что отказывается давать показания.