здесь произошло, он побежал. Назад и вверх. За гору.
Здесь, в пригороде Новороссийска, хребет только начинается, высóты не такие большие, как дальше по побережью, в сторону Туапсе и Сочи. Уже через час он был за перевалом. Сердце колотилось. В желудке, как ему казалось, уже образовалась настоящая «чёрная дыра», готовая поглотить измученное многодневной дорогой тело.
Человек набрёл на лесную дорогу, и поплёлся в сторону города. Здесь, за хребтом, деревья стояли с листьями, уже начинавшими желтеть. Пройдя по дороге примерно три километра, он заметил слева поляну, на каких обычно устраивали пикники любители покататься на внедорожниках. Решив, что там можно поживиться хоть какими-никакими объедками, человек направился к поляне.
То, что он там нашёл, заставило его долго кататься по земле, выблевывая последнюю желчь из онемевшего от боли желудка.
Это была девушка. Лет семнадцати. Избитая, истерзанная, нагая…
Она лежала на смятой, испачканной кровью белой спортивной куртке с намозолившим глаза логотипом Олимпийских игр. Вокруг валялись бутылки, мятые банки, несколько пустых пачек от дорогих сигарет и одна от папирос «Беломорканал», рваные пакеты и разный мусор. И платье. Её платье, — белое, в какие-то мелкие цветочки. Человек подумал, что это были васильки. Одного взгляда на платье было достаточно, чтобы понять, что насильники использовали его как полотенце…
— С-суки-и-и! — рычал человек. — Твари! Звери!
Успокоившись, трясущимися руками он принялся собирать вокруг сухие ветки. Хотелось сделать для неё хоть что-то. Погрести́. Но не было ни лопаты, ни чего-либо подходящего. Да и волки или шакалы всё равно разроют…
Он подошёл к телу. Свалил рядом собранные палки. Посмотрел на неё. Она была жива ещё утром. Он не был медиком, но знал, что трупные пятна начинают появляться часа через четыре, и в течение ещё восьми или десяти становятся отчётливее. Если он ничего не напутал, смерть наступила часов пять-шесть назад.
Глаза девушки были широко раскрыты. Он пытался их закрыть, но не вышло.
Казалось, она была рада смерти.
«Твари. Твари. Твари…» — мысль повторялась как кусок композиции на испорченном компакт-диске, как какая-то мантра.
Он положил тело девушки на разложенные более-менее ровно сухие ветки, и принялся закладывать сверху собранным хворостом (использовать для поджога валявшийся вокруг хлам казалось ему оскорблением несчастной). Собрав достаточно большой холмик из веток, он притащил несколько больших палок, какие будут долго гореть, обложил ими погребальный костёр, достал из кармана подранных джинсов дешёвую пластмассовую зажигалку и поджёг сложенный под кострищем мелкий хворост…