Вошедший следом Антон Мельников тоже оставил стволы на столике. Вместо собаки у Антона через плечо была перекинута связка из двух одеревенелых от мороза кошек и одного зайца.
— Папочка! — белобрысая девочка восьми лет выскочила из-за брезентового полога, закрывающего проход между тамбуром и Убежищем и подбежала к Антону.
— Машенька! Ну, иди ко мне, моя маленькая! — Антон расстегнул стылый бушлат и присел, широко расставив руки. Девочка бросилась в объятия к отцу, обхватила его за шею обеими ручками.
— Маша! — послышался из-за полога строгий женский голос. — Ты почему раздетая в тамбур вышла?
— Ну, ма-а-ам!.. — отозвалась девочка, не отлипая от папиной шеи.
Антон чуть отстранил дочку, со строгим видом осмотрев, в чём та одета. Два мальчиковых свитера — один с рукавами, другой, поверх него, без — и мешковатые штаны, тоже не девчачьи, на ногах — дутые нейлоновые сапожки. Осмотр удовлетворил его, и он сменил строгий взгляд на более мягкий. В тамбуре мороза не было; температура держалась около семи градусов Цельсия: не простынет.
— Всё хорошо, Насть! — громко сказал Антон. — Она не замерзнет. — И, чмокнув дочку в курносый веснушчатый носик, добавил, уже обращаясь к ней: — Ну, давай, иди внутрь, чтобы мама не ругалась…
Девочка быстро кивнула и юркнула за полог.
В тамбур вышли трое: Пётр Николаевич, которого все звали просто Николаичем — заросший щетиной тощий немолодой мужик в очках и растянутом свитере с оленями и с обрезом в самодельном чехле на ремне у пояса; Марина — невысокая крепкая женщина на вид лет пятидесяти (возраст свой она скрывала) в мешковатом шерстяном платье; и Степан — короткостриженый парень семнадцати лет с не по возрасту глубоким взглядом и седыми висками — старший брат Ивана.
— Недурно поохотились! — поздоровавшись, заметил Николаич, кивая на сваленную на пол добычу.
— Да, Николаич, в этот раз неплохо, — согласился Илья.
— За косым, небось, побегать пришлось… — поинтересовалась Марина.
— Не, — ответил ей Антон, — больной он какой-то, медленный был…
Седой парень подошёл к зайцу, наклонился и взял тушку, повертел в руках.
— Его раньше уже кто-то прихватил за ногу… Вот, смотрите… — он показал заживший рубец на шкуре русака. — Собака, или шакал… Но он тогда, похоже, отбился, хоть и остался инвалидом.
— Ну, спасибо тебе, Стёп… — ответил ему Антон, — теперь я себя виноватить буду.
— А чего виноватить? — не смешно усмехнулся седой парень. — Времена сейчас такие… Да и ты же его быстро подстрелил, а собаки или волки живьем бы драли… Так что, вариант с тобой ему даже лучше. А хромой он всё равно первым из своих сородичей попался бы… О, котэ!