На горизонте появился так любимый им Париж.
Благодаря технологиям отслеживания, Роман быстро узнал местоположение Люка и встретил его на улицах Парижа. Сам город не сильно преобразился. Даже наоборот. Были заменены фонари, да тротуары… Но не это волновало Романа. Идя по улицам города, он не мог найти тех изумительных узорных стен, являвшимися чудом архитектуры, памятников и статуй… Ничего…
– Здравствуй, Люк, – улыбнулся Роман, но тут же помрачнел, завидев лицо старого знакомого.
Кристофер был одет в чёрный плащ, ботинки и шляпу, но лицо… Да, прошло десять лет, сам Роман изменился в лице с ушедшей молодостью, но Люк… Его глаза были какие-то мёртвые, безжизненные, на его носу исчезла горбинка, а взгляд стал каким-то холодным и жёстким. В нём более не ощущалось той натуры, что поражала Романа десять лет назад.
– Здравствуйте, господин Бальдуин, – хрипло поприветствовал его Люк.
Роман был рад, что Кристофер узнал его.
– Я так рад встретить Вас, – начал Роман.
– Давно же Вас не было, – проговорил Люк.
– Кристофер…
– Можно просто Кристоф.
– Хорошо, – будто получив удар ножом, ответил Роман.
– А чем Вы занимаетесь сейчас? – поинтересовался Кристоф.
– Я… Да, не важно. Вы лучше расскажите! – Роман очень хотел послушать своего старого приятеля, речь которого когда-то заставляла кровь бурлить в жилах.
– Да, ничем особым, как все. После смены строя я прекратил работу писателя, которую начинал и решил пойти на инженера. Вот, теперь тружусь во благо светлого «технического будущего» для «технического общества».
Роман хотел столько всего обсудить, но лишь он начинал говорить, как Люк затыкал его, ссылаясь на тот или иной закон.
Они поговорили ещё двадцать минут, и Люк сказал, что ему нужно бежать, после чего, похлопав Романа по плечу, скрылся за поворотом. Разочарованный Роман вернулся в свой бункер и, сев перед картиной Эдварда Мунка «Крик», поддался потоку собственных мыслей.
Стрелки часов тикают, шестерёнки гремят, а время летит… Минуло тридцать лет с тех пор, как уже 62-летний Роман покидал бункер. Он почти не занимался их общим с командой делом, а лишь слушал отчёты тех немногих, что остались с ним.
За сорок лет «технократического общества» всё изменилось до неузнаваемости. Новые порядки исключали само существование искусства и культуры. Исторические деятели искусства были забыты, а молодое поколение воспитывалось в условиях тотальной промывки мозгов. Они только и знали, как работать с толком и с практичностью, не понимая редкие воспоминания своих предков об искусстве. Правда и те уже говорили о нём только в плохом ключе. Если вообще говорили.