Первым подал голос дядюшка:
– Простите за опоздание. Полина сегодня не в духе. Она плохо спала ночью. Наверное, жара сказывается… – улыбнувшись настолько доброжелательно, насколько возможно, он произнес:
– Добро пожаловать! Мы очень рады гостям!
Сестры тепло обнялись, отцы семейств пожали друг другу руки.
Ариадна усмехнулась – возможно, для лепестковых жителей опоздание на час не моветон вовсе, а комильфо?
Наконец, все уселись за пышный стол.
Застолье продолжалось больше часа.
У родственников, которые давно не виделись, неожиданно нашлось много тем для разговора.
Какими изысканными яствами угощали гостей!
Видимо, хозяева заручились целью так накормить бедных родственников, чтобы никто не вышел худым из-за стола.
Но никто из гостей и хозяев не страдали чревоугодием.
Скорее всего, гости стеснялись съесть лишнее, чтобы не показаться невоспитанными обжорами.
Татьяна с Миленой общались, словно не было вражды.
Алексей и Дмитрий тоже нашли общий язык. Все шутили, смеялись, веселились.
За исключением Полины.
В этой юной пятнадцатилетней девушке можно было (если очень постараться) найти общие черты с Ариадной.
Леся считала сестру не от мира сего, и полагала, что более странной девушки попросту не существует, но таковая нашлась. И ею оказалась двоюродная сестра.
При знакомстве, когда Арина и Леся приветливо улыбались, та и бровью не повела. Лишь коротко кивнула и опустила взгляд, разглядывая пол. Наступила неловкая пауза, которую исправила Татьяна. Словно оправдываясь, но с вызовом, она заявила, что Полина молчит с двенадцати лет.
Почему? Никто не решился спросить. Татьяна дала ясно понять, что говорить об этом не желает.
Внешне Поля, наверное, показалась симпатичной, будь она опрятнее.
У нее были длинные распущенные волосы, тусклые и тонкие, не расчёсанные и не завитые. Они падали на щеки, прикрывая шею и плечи, лезли в лицо, рот и нос, мешали есть, но она не убирала их назад. Это смотрелось не только некрасиво и неопрятно, но и странно.
Правда, ее бледно-розовый сарафан был идеально выглажен.
Пока Полина стояла, руки она держала скрещенными сзади, а когда все сели за стол, быстро поела и спрятала их под скатерть.
Из-за волос, падающих на щеки, с трудом, но всё-таки были заметны немного отекшие веки, как будто она долго плакала перед тем, как предстать перед гостями.
Вид ее был настолько отрешенный и печальный, что невольно мог вогнать в глубокую тоску. Леся подумала, что ее хватил бы удар, заметь она кузину ночью на кладбище. Она будто страдалица-актриса из страшного кочующего цирка, нечаянно забытая в фиолетовом замке.