Она виновато помотала головой.
– Я эту баночку нечаянно выбросила из сумки вместе с мусором!
Арина засмеялась.
– Ничего страшного. Маме скажем, что ты все выпила.
– Хорошо! А ты, что каждый день не забываешь про них?
– Конечно! И сейчас тоже!
В доказательство Арина вытащила таблетку и быстро проглотила.
– Ну, тогда дай мне одну что ли! – попросила Леся и потянулась к коробочке.
– Нет-нет-нет, сестрёнка! Это только мои пилюли! Тебе мое нельзя!
– Почему это?! У тебя желудок, что ли золотой?! – повторила Леся любимую фразу.
Арина засмеялась.
– Ну что ты! Просто у меня все посчитано!
– Ладно! Чёрт с ними! Нам пора спускаться!
– Позовешь Владимира, чтобы он помог вынести багаж?
– Конечно!
Леся, весело подпрыгивая, вышла из комнаты.
Я вертела в руках баночку с таблетками. Нужно отдать бабе Зите должное – она меня почти изобличила. Я вспомнила странный сон про блины и чувство вины при их поедании. Казалось, старуха сразу все поняла! Хотя это было во сне!
«Она навсегда порабощает. Она – цунами, которое смоет тебя и твою волю».
Но я научилась плавать и дождалась штиля, а очень скоро и «витаминки» мне не понадобятся. Шах и мат, уважаемая баба Зита!
Тут я задумалась: а в чем, собственно, меня изобличила старуха? В том, что я тоже жертва сестер Сии и Мии или в том, что я…
«А, может, ты в Полину превращаешься?!»
Разве это не одно и то же?
Я открыла глаза.
Ничего фиолетового. Лишь белый холодный потолок давил, словно движущаяся стена. Я села в кровати. Моя соседка Леся Вивьянова уже проснулась. Подмигнув мне, она продолжила грызть большое зелёное яблоко, да с таким усердием, что капельки сока летели мне в лицо.
Я встала и умылась. Усевшись за стол, открыла дневник, куда записываю, что съела, когда и в каком количестве.
Сегодня десятое марта.
Последнее, что я написала в дневнике: Лепестки. Стебель. Маковая улица, Лепестки для знати, Стебель для челяди…
Что это?
Я огляделась вокруг. Взгляд упал на тумбочку. На ней стоял красивый яркий цветок-папавер, сделанный из бисера.
Папавер – густомахровый мак.
Я громко охнула и схватилась за голову.
Вчера вечером у меня чуть не случился приступ. Насмотревшись на подаренный сувенир, я взяла ручку и начала писать о некоей Маковой улице, огромной как город, со странным распределением жителей: Лепестки для знати, Стебель для челяди. Дальше рассказ обрывался.
Притупив приступ бредовой писаниной, я ушла спать, и мне все приснилось. Я видела себя со стороны, и я была гораздо старше. Мне было девятнадцать лет. Я училась в психолого-педагогическом университете. У меня была сестра. Я посмотрела на кровать, стоящую напротив.