Чижикова лавра (Соколов-Микитов) - страница 18

А были тогда у них особые и радостные дни: вся страна праздновала победу, возвращались с фронта войска, и каждый день у вокзалов встречали солдат родные. Очень нам было тяжело видеть чужое счастье, и были мы тогда, как без родины, - голые сироты.

О Россие же, как и в плену, знали мы очень мало, - и что писали газеты, казалося нам пустяками. Мало тут представляют Россию, можно сказать, до смешного.

Жили мы в те дни в полном неведении, а скоро нам стало известно, что не даром нам выдавали пайки и выплачивали жалованье, - стали из нас формировать отряды для отправки в Россию на борьбу с незаконной властью. Было нам сказано, что в Сибири образовано правительство, и скоро будет взята Москва, и что прямым маршем попадем мы на родину.

Шел февраль месяц и стояли туманы. А туманы здесь непроглядные, всю зиму, и люди бродят по городу, как в молоке. И опять открылася у меня горлом кровь.

Довелось мне итти на комиссию. И положили меня в военную больницу, в отдельную палату для легочных. Пролежал я там всю весну.

За самое это время и произошли главные перемены.

Уж первые наши отряды ушли на пароходах в Россию, как стало известно, что плохо дело в Сибири, и пропала надежда на скорое освобождение Москвы.

А когда стало все точно известно, переменилось к нам отношение, словно отполоснули ножом. В то время я лежал в больнице, навещал меня Южаков, - он-то и принес новость, что всех офицеров лишают пайка, и живи каждый как знаешь. Рассказал он, что большое было между нашими возмущенье, ходили по многим местам, но везде ответ был один.

И раньше ходили промеж нами слухи, что не добром нам кончится здешний "рай", - оно так и вышло: выкинули нас, как худую скотинку, - со двора да на голый снег!..

Вышел я тогда из больницы, и началась для меня самая тяжелая полоса моей жизни, - по сегодняшний день.

VII

Скопил я в плену кой-какие деньжонки, зашивал в пиджак на скорое возвращение в Россию. Еще во время моей болезни стали писать газеты, что дешевеют немецкие деньги, каждый день я покупал газету, - тут газеты огромные, по двадцати и боле страниц, - и сразу глядел на известную мне страницу. Каждый день выходило, что тают мои деньжонки, как вешний на кочке снег. Продавать я не решался, была у меня надежда, что скоро подымется на ноги Германия, и все вернется. А скоро узнал, что почти ничего не осталось от моих денег.

Было у меня при выходе из больницы рублей пятьдесят на наши деньги. По здешней жизни - малые пустяки. С этими деньгами начал я новую жизнь.

Очень мне было в те дни тяжело. Первую ночь я так и пробродил по пустым улицам, и, сказать правду, так мне подошло к сердцу, такая охватила тоска, чуть я не наложил на себя руки. Полагаю, большой причиной была моя болезнь, и все то время чувствовал я себя неважно и очень тосковал по семье. Письма в Россию совсем не ходили, и были мы, как за глухой стеной.