И опять я загляделся на сестренку Андрюшину. Было у ней что-то от Сони, нет-нет и проглянет, где-то в улыбке ее, в самых губах. А так была непохожа: выше ростом, и держалась смелее. И почему-то билося у меня сердце.
Попервоначалу ничего не объявил Андрюша о нашем положении, о том, что остались мы без работы и приехали искать места.
Просидели мы так весь вечер в разговорах. Рассказал мне Андрюшин отец, как выехали они из Петербурга сюда, на хорошее жительство, и как вот тут приходится мыкать горе. Старые-то корни давненько подгнили.
А сестренка знай режет свое:
- В Россию, в Россию! Видеть, - говорит, - не могу здешних.
Улеглись мы в тот день поздно, наговорившись. Потеснились для нас в комнатенке, освободили место, и долго я лежал не засыпая, сдерживал кашель. Не выходила у меня из головы Соня, а с нею Россия. - Когда-то увижу?
Есть у меня примета: всякий раз перед болезнью, теснит в груди и немеют ноги, и чувствовал я, что не выдержу долго.
Поутру объявил Андрюша, что выгнали нас с завода и приехали мы искать места. Рассказал все подробно.
Выслушал нас старик, покачал головою:
- Все это прискорбно, но не следует падать духом. Время, конечно, такое, - и безработных в стране очень много...
Присоветовал он нам итти в контору, требовать наше жалование, и тут мы и порешили начать с того день.
XIV
Тогда же поутру пошли мы в контору, а по-здешнему в "офис", куда давненько приходили с Южаковым, чтобы сговориться о месте. И опять сидели на кожаных стульях и видели, как за стеклянною дверью перебегают люди и блестят у них на головах проборы.
Держали нас очень долго.
Принял нас тот черный, что был у нас на заводе. Сидел он перед столом в вертящемся стуле и писал быстро золотой ручкой, и запомнил я его пальцы - длинные и костлявые.
Положил он ручку и поворотился к нам на винту вместе со стулом:
- Что хотите сказать?
Объявил я ему точно, что уволены мы с завода, по неизвестным причинам, и выплачено нам жалованья всего лишь по четыре фунта.
Было мне почему-то неловко, и глядел я на его руки: я по рукам узнаю человека.
Усмехнулся он тонко, взглянул исподлобья.
- О причинах вам неизвестно?
- Да, - говорю, - понять мы не можем и не знаем за собою вины.
Стал он очень холодный:
- Так, - говорит, - вы должны понимать, что мы не можем держать у себя лиц, могущих нас скомпрометировать в глазах державы, давшей нам приют. Вы, разумеется, помните, что взяты по рекомендации консульства, и тем более должны были себя соблюдать.
И дальше, дальше, - все очень чисто и точно.
Даже вступился за меня Андрюша: