Гавайская рубашка (Тиссен) - страница 27


XIV


Эта комната была пуста. Лишь портрет брата на стене, рядом иконы да магнитофон на подоконнике. Здесь раньше жил его брат. Здесь же он и испустил свой дух…

Роме было 14, когда брата не стало. Они вместе любили слушать музыку. Музыкальный вкус Ромы зарождался именно тогда, в те дни, когда из этого самого магнитофона раздавались мелодии, которые теперь вызывали ностальгию. Сегодня было 5 лет, как хозяин этой комнаты навсегда покинул свои владения, но его дух определённо был здесь.

В зале за столом ещё сидели самые близкие родственники, мама, тётя, старший брат. Рома допил чай и вышел из-за стола. Он хотел вернуться в то время, ещё раз окунуться в те дни, когда они жили действительно по-братски: спали в одной комнате, пол дня гуляли, ели 4 раза в день, смеялись так, что казалось кто-то хотел их защекотать до мочеиспускания. Конечно жаль, что брат не научил Рому играть на гитаре. Он просто не успел…

Медленно, как гость, Рома открыл дверь. Перед ним была маленькая, но в то же время просторная комната. Свет был выключен, но его и не надо было включать, потому что на окне не было штор, и комната была освещена светом улицы и восходящей луны.

Он подошёл к портрету. Здесь брат был такой молодой, ещё во время своего студенчества. Глаза у Ромы начали блестеть от наворачивающихся слёз. Он хотел было что-то сказать фотографии, но не стал говорить лишь открыв рот. Что поделаешь. Человека не вернёшь, а воспоминания в этот момент возвращали Рому в прошлое, на шесть лет назад.

Его силуэт опустился на пол. Он хотел лечь, но заметил на подоконнике потёртый магнитофон, который был включен в розетку. Тётя любила слушать диски оставшиеся от сына. Да и Рома решил включить что-нибудь из «тех самых лет». Диск был внутри, а рядом с магнитофоном лежал футляр от него. Рома взглянул на хорошо освещённый уличным светом футляр и нажал на кнопку воспроизведения. Он лёг на пол и начал вспоминать всё, что ещё осталось в памяти от брата.


Он дышал, как река подо льдом,

Он молчал, как следы на песке,

На камнях под холодным дождем

Он темнел, как дыра на виске,

Он смотрел на замерзший залив,

Он людьми одевал берега,

Наблюдал, как в плену перспектив,

Подыхая, кричала тайга…


Глаза, перед которыми был брат, живой, здоровый и весёлый, смотрели в потолок.

– Брат… – тихо прошептал Рома. Он закрыл глаза и из них одновременно скатились две слезы, две братские ребяческие слезы. И слов больше не было. Они в принципе были не нужны. В пустой комнате этим поздним вечером была лишь музыка и два брата, и при всём этом только тот, кто вошёл бы сейчас в комнату, увидел бы одного человека, лежащего на полу. Для Ромы же брат был здесь. Порой не верится, что человека нет в живых. Ты уверяешь себя, что он уехал куда-нибудь на время. В это же верил и Рома; он просто решил для себя, что брат уехал туда, где учился. Он где-то в России и скоро они увидятся, ведь они наверняка оба соскучились. А пока Рома лежал на полу, и казавшиеся живыми глаза брата смотрели с портрета на него.