– Кать, извини, я не то хотел …
– Пошел вон из моего дома.
Самое страшное – это ее голос. В нем больше нет эмоций, только равнодушие и арктический холод. Смотрит пустым взглядом сквозь меня.
– Катя, я действительно…
– Я сказала – пошел вон! Или я сейчас полицию вызову.
Если я сейчас уйду, мы так ничего и не решим, расстанемся еще более заклятыми врагами, чем были до этого. Но кажется, у меня нет сейчас другого выхода. Придется временно отступить, на пару дней. Потом Катя остынет и мы спокойно поговорим.
– Катя, я сейчас уйду. Но я хочу, чтобы ты знала – я не имел в виду того, что ты подумала. Я дурак – ляпнул, не подумав.
– Убирайся отсюда, мне не нужны твои жалкие оправдания.
Я выхожу из гостиной, в прихожей встречаю Даньку – он увлеченно играет новой машиной, гоняя ее по всей квартире.
– Дядя Дима, вы уже уходите?
– Да, Даня, мне уже на работу пора ехать. Как тебе машина, понравилась?
– Да, очень! А вы еще придете к нам?
– Обязательно приду.
Мой сын обращается ко мне на «вы», с ума сойти можно! Я согласен с тем, что нельзя так вот сразу в лоб заявить ребенку: «Я твой папа», но что же нам делать? Вижу, что Катя начинает нервничать, ждет не дождется, когда я уйду – наверное, боится, что я сейчас Даньке что-то не то ляпну.
Я надеваю куртку и выхожу на лестничную клетку. Оборачиваюсь.
– Катюш, мы на этом не закончили. Я вернусь и мы все обсудим, хорошо?
– Нет, не хорошо. Я бы предпочла тебя больше никогда не видеть. Кстати, может быть, все-таки скажешь мне, кто такой Нефедов?
Она издевается, что ли, надо мной?
– Ну раз ты настаиваешь, скажу, конечно. Игорек Нефедов – тот мажор на синем «Чероки», у него еще такой же придурочный дружок Паша Черкасов был. Честно говоря, до сих пор не могу понять, что ты в нем тогда нашла.
Вдруг вижу, что Катя бледнеет, на ее губах выступают бисеринки пота, а руки начинают мелко трястись. Она пятится в прихожую и пытается захлопнуть дверь, но я не позволяю ей этого. Я уверен, что ей стало плохо после упоминания про Нефедова – похоже, она и правда не знала его фамилию.
Я подхватываю Катю на руки в тот момент, когда она начинает сползать на пол. Кажется, это становится нашей традицией. Усаживаю ее на скамеечку в прихожей.
– Катя, что с тобой? Давление? Сердце? Воды принести?
Я в панике, я не знаю, чем можно помочь. Расширенные зрачки, бледное лицо – да что с ней такое?
Постепенно она приходит в себя – румянец возвращается на щеки, Катя делает глубокий вдох, затем выдыхает и говорит:
– Со мной все в порядке, ты можешь идти. Спасибо за помощь, но лучше будет, если ты уйдешь.