В кассах же на наш поезд до Москвы во Вюнсдорфе и Франкфурте очереди были, и не малые. Иногда можно было сразу и не уехать, а коротать время на вокзале. Прямой поезд до Москвы ходил один раз в сутки, а добираться с пересадками хлопотно. Если таможенники ГДР и Польши формально относились к проверке, то в Бресте проверяли досконально, включая чемоданы. Но к пассажирам прямого поезда «Вюнсдорф – Берлин – Москва» относились лояльно. Проверка ограничивалась осмотром документов и декларации на провозимое прямо в вагоне. Сразу после пересечения границы, не доезжая до станции Брест. Однако и тут, если пассажир вез много вещей или вез огромный немецкий чемодан, окантованный металлическими ребрами жесткости (его называли «Великая Германия»), то просили показать содержимое.
В Бресте пассажиры выходили без вещей на перрон, меняли деньги на рубли и через два часа ждали подачи поезда с уже смененными колесными парами на другой стороне вокзала. Пассажиры с других поездов проходили с вещами через таможню, а это большая разница, чем просто предъявить уже проштампованные документы.
На перекладных с прохождением таможни в Бресте мы ехали всего один раз, когда впервые добирались к отцу, который сначала один уехал к новому месту службы, а затем оформил нам вызов. Провожать нас вызвался наш старый друг семьи Губарев Иван Михайлович, возвращавшийся из отпуска, который на тот момент служил с отцом в одном полку. У него под Барановичами жили тесть и теща. Мы заехали к ним и погостили несколько дней. Иван ехал с сыном Мишкой, моим ровесником, и нам все это время было нескучно. При отъезде по дороге на станцию попали под сильный ливень и вымокли до нитки. Сушились уже в вагоне на пути в Брест, разложив мокрые вещи на жестких полках плацкарта. В Бресте в здании вокзала летали голуби, один из них нагадил мне на плечо. Никто не говорил, что это хороший знак, однако я и не заметил, чтобы кто-то сильно расстроился. Поплиновую светлую куртку замыли и, поскольку эта ядовитая гадость все равно оставила след, а куртка была двухсторонняя, ее просто вывернули на другую сторону. Так я далее ее и носил.
На таможне, открыв чемоданы, потрясли своим нехитрым скарбом. Затем сели в поезд до Франкфурта.
При пересечении границы, поезд остановился, в купе вошли польские пограничники, сказали:
– Пани, прОшу ваши докумЭнты.
Поставили штампы и все.
Ехали ровно сутки, поезд тащил паровоз. Скорость движения значительно отличалась от того, что мы привыкли видеть на наших дорогах, да и качает больше из-за зауженной колеи. Вагон был купейный, с жесткими полками, но спальных принадлежностей не полагалось. Двери купе закрывались, однако почти во всю дверь были остеклены, из коридора можно было видеть, что делается в купе и наоборот.