Деревенский миллион (Пресняков) - страница 61

Шагал со старшим братом я за сохою вслед.


Я многое смотрю – ведь жизнь ещё длинна.

И ждёт меня, наверное, дорога не одна:

Но только, где б я ни был и что б ни делал я, –

Ты в памяти и сердце, родная сторона.


– Ой, чем-то родным повеяло от этих слов. Родное, детское и дорогое. Это твои стихи, что ли? – спросили Рашида.

– Не-е-ет! Это Тукай, – ответил им Рашид

– Кто-кто?

– Тукай Габдулла, был в начале прошлого века такой татарский поэт. И это его стихи.

– Рашид, ну, ещё чего-нибудь… – попросили его окружающие.

– А если так, дайте-ка гитару друзья, – попросил он.

Ему принесли из дома инструмент. Он вынул из футляра гитару, несколько раз длинными твёрдыми пальцами извлёк звук из натянутых струн. В центре оказался этот темно-рыжий татарин Рашид, высокий, красивый парень, длинные вьющиеся волосы перехвачены кожаным ремешком, какие в старину носили ремесленники. Скуластое вытянутое лицо его украшало окружающие пространство.

– Рашид, ну,… спой что-нибудь, – попросили его.

Перебрав струны, он начал наигрывать вступление.

Его звонкий голос зазвенел не естественно после стихотворения.

И слёзы радости прольются

И жизнь прекрасная настанет.


И для нас сады и расцветут

В полях пшеница заколосится

И тогда соловьи весну нам принесут

Они нам будут петь и о любви.


И для нас зажурчит родник

Побегут хрустальными струями

И там дева с пшеничными бровями

Она ждёт меня.


И для нас наступит праздник Пасхи

За столом друзья соберутся

И такая жизнь настанет для двоих

Вино по чарочкам разольётся.


И для нас наступит весна

И для меня Сура вся разольётся

И моё сердце сильненько забьётся

С ощущением любви.


И слёзы радости прольются

И такая жизнь ждёт да меня.


– Рашид, это что! Знакомое?! … Что это, плагиат?

– Ты о чём дружище говоришь? Народная, народный фольклор.

– Мне понравился, – сказала сельчанка.

– Хорошо, а вот это как вам? – спросил Рашид и при этом его голос удивительно приятно огрубел, бархатисто разнеслось вокруг стола и даже вдоль улицы. Он положил гитару в футляр.


Ни сна, ни отдыха

Измученной душе

Мне ночь не шлёт отрады и забвенья.

Всё прошлое я вновь переживаю,


Один, в тиши ночей:

И Божья знаменья угрозу,

И бранной славы пир весёлый,

Мою победу над врагом,


И бранной славы горестный конец,

Погром и рану, и мой плен,

И гибель всех моих полков,

Честно за родину головы сложивших.


Погибло всё: и честь моя, и слава.

Позором стал я земли родной.

Плен, постыдный плен,

Вот удел отныне мой,

Да мысль, что всё винит меня!


Рашид стоял, положив ладонь на край стола, а все сидящие заворожёно смотрели на этого тёмно-рыжего певца-баяна. Никто не ожидал такого после предыдущей весёлой песни. Такое. А он продолжал громогласно произносить слова.