– Нашему городу хороших дорог не хватает, – упражнялся в остроумии Стальский.
– Послушай, мужчина…
– Ладно, давай, – неожиданно сказал Глеб.
– Ведь мы могли бы войти в историю…
– Сказал же, давай, – повторил Стальский.
– Что «давай»? Газету делать?
– Да! Газету делать! На сколько тебя самого хватит?!
– И ты сдашь свои хоромы?! Мы переедем на рабочую окраину и будем делать газету?! А твоя сестра? Она согласится сдать квартиру? – я не верил в то, что Стальский не шутит.
– Ей всё равно. Она уже полгода здесь не появлялась. Если ещё полгода не появится, то хорошо.
– Вот и славно, – я потянулся к шампанскому и мандаринам. – Вот и славно.
*****
Пятого января я показывал четырём иногородним студентам Авиационного Университета свою квартиру. Вопрос одного из них о том, можно ли жить вшестером, остался без ответа, поскольку в этот самый момент мой «прямой телефон» зазвонил, а на том конце провода был антикварщик Яков Семёнович, который сказал: «Господин Аронов, я нашёл вам квартиросъёмщика. Вы ещё не сдали апартаменты?»
Квартиросъёмщиком оказался молодой военный прокурор, который искал квартиру в непосредственной близи от, как ни странно, военной прокуратуры. Так как все правительственные конторы находятся в непосредственной близости от Кремля, и моя квартира тоже обладала этим свойством, то молодому военному прокурору подошло моё жилище. Жить он собирался с женой и её родителями, – странное сочетание, но дело не моё. Но без сучка не обошлось. Пообщавшись две минуты с господином военным прокурором на отвлечённые темы пока мы поднимались на мой пятый этаж без лифта, я решил во что бы то ни стало с ним распрощаться, и впредь с ним дел не иметь. Я бы охарактеризовал его одним ёмким, многозначным и многозначительным словом – говно. Я даже сейчас, когда всё уже давно позади, не хочу вспоминать этого человека; не хочу раскрывать граней его характера и выписывать его образ на страницах этого повествования; просто прочитайте последнее слово предыдущего предложения и поверьте на слово. В тот момент я не смог сказать ему, что не заинтересован в деловых отношениях, поэтому решил просто изменить условия сделки в одностороннем порядке, чтобы господин прокурор сам отказался от аренды.
Прошвырнувшись с видом завоевателя по моей недвижимости, господин военный прокурор изрёк:
– Сколько говоришь? Тридцать? Мне сказали, что тридцадка, – голос этого человека заблокировал работу моего желудка.
– Яков Семёнович располагал устаревшей информацией. Цена – тридцать пять.
– Сколько?! Ты что, совсем что-ли?!