Мне трудно дышать и двигаться, словно я снова заперт в этой "консервной банке" в ожидании помощи…но лучше уж смерть встретить раньше, чем спасателей. Хотя кто-то высший решает оставить меня в живых, как насмешкой судьбы играя теперь на моем комплексе вины.
Грудь сдавлена и на ней ощутимой тяжестью что-то лежит, воруя возможность сделать спасительные вдохи. Ноги же, будто в капкане, им тоже что-то мешает, но я не понимаю, что именно.
— Максюш, — голос тянется, как нить путеводная, зазывая выбраться наконец-то из душных оков ночного страха. — Просыпайся, пожалуйста.
Мягкие поцелуи, почти невесомые, но возвращающие меня к жизни, отвоевав своей нежностью.
Я открываю глаза, но пока ещё вижу всё слишком мутно, расплывчато, но и сквозь пелену замечаю заплаканное лицо Маргариты. И единственное желание, чтобы она меня не видела таким, разрывает душу. Таким никчёмный и жалким я вправе быть в одиночестве, и уж тем более не перед той, что с некоторых пор владеет моими мыслями.
— Слезь, мне больно, — пытаюсь отстраниться, но сил хватает только высвободить руку. Болевая память снова играет со мной, выкручивает мышцу, а по кости проходится дикой ломотой, которую в подтверждении дополняет хрустом, изломом ключицы — звуком несуществующим на самом деле, а просто живущим в моей больной голове.
При ней я не имею права быть слабым, но её чёртовы глаза, смотрящие с заботливой нежностью, бесят, кроют не по-детски. Но заставить Марго больше не смотреть так на меня, я не могу. Зелёные омуты, единственные ниточки к моей гниющей личности, запертой под кожей, некогда зафиксированной винтами и пластиной к раздробленной кости. Переломанной, с множеством осколков: острых, нагло терзающих всё моё нутро.
Закрываюсь от неё, внутренне сжимаясь и моля, чтобы Марго отстала, забыла произошедшее, и ни дай бог не стала ковырять старую рану. И если физически я способен перетерпеть, то душевных копаний мне не вытерпеть, слишком уж ослаблен и истощен на эмоциональном уровне.
— Что это было? — шепчет маленькая заноза, докапываясь до истины от которой воротит и которую не так просто и, раскрыть.
На самом деле гнусно, я не способен сказать правду, а значит снова ложь. Ложь во спасение. Только кого я спасаю? Свой зад? Репутацию? Или эфемерный образ правильного, совестливого человека, воспитанного моралиста? На самом же деле я гнида, трясущаяся за собственную шкуру, тварь с запятнанными в кровь руками. И такой, как Марго не место рядом со мной.
— Просто ночной кошмар, — огрызаюсь, но не в открытую, а пряча лицо вместе с недоговорённостью в дрожащих ладонях.