Скурив в итоге больше половины пачки и словив отравление никотином, я попала под гнев Макеева, которого Леська привела на помощь. Или на мою погибель. При виде меня — "помощничка" колотило с такой силой, что он едва волочил моё обмякшее тело домой. Где со злостью, вызванной своим бессилием и моей бестолковостью, насильно купал меня ванной, приводя в чувства. А добившись положительных результатов, вознамерился в воспитательных целях слегка притопить докучливую сестрицу лучшего друга, дабы показать, что жизнь прекрасна и не стоит её отравлять пороками.
Резкий щелчок пальцев перед моей застывшей гримасой, действует магически, выводя из ступора, который сковывает всё тело, скапливаясь в кончиках пальцев, похолодевшей от ужаса кровью.
— Ты понимаешь, если мы сейчас не откроем, будет только хуже.
Слабый кивок в ответ — это всё, на что я сейчас способна. Горячая ладонь неожиданной тяжестью ложится на моё плечо, на каком-то тонком уровне восприятия, словно обжигая прикосновением сквозь ткань футболки. Максим пытается сдвинуть меня в сторону, предпочитая встретиться лицом к лицу с незваным гостем, который усердно жмёт на кнопку звонка.
И всё же правильнее будет, мне самой открыть дверь. Борясь с вдруг напавшей робостью, я с преувеличенной решимость шагаю вперёд.
— Макс, братан — это было очень смело, — заявляет сходу Лёшка, но пока не предпринимая никаких действий, так и продолжая стоять на пороге широко распахнутой двери.
— А ещё и глупо, — вдруг соглашается с другом Максим, не пытаясь ни отойти в сторону, ни жестом пригласить гостя войти. — Мне стоило сразу отвезти Марго к тебе.
Лёшка ничего не отвечает, просто переводит взгляд на меня и смотрит так пристально и нагло, что по спине бегут мурашки. В моём горле барабанной дробью бухает сердце, в такт подрагивающему кадыку на шее Лёши, под кожей, что от гневного приступа покрывается багровыми пятнами.
Я торопливо одергиваю футболку, жалея что в спешке и под властью паники решила рвануть к Максиму в ванную, а не одеваться. Поступи я в другой последовательности, сейчас не пришлось бы гореть от стыда.
— Я смотрю, скромность не твоя сильная черта, — его губы моментально складываются в презрительную ухмылку. — Да, малая?
Неловко мнусь у стены, не зная куда себя деть. Бежать уже поздно, закрывать грудью не виноватого ни в чем Макса бесполезно, да и тот сам не позволит мне геройствовать. Остаётся лишь выступить парламентером и не допустить кровопролития, а судя по сжатым кулакам парней — оно не за горами.
— Я всё объясню, — мой голос звучит очень тихо и невнятно, оправдательные слова, коряво подобранные, нехотя срываются с вмиг пересохших губ. — Не стоит делать выводов, основываясь на…