***
Ровный гул самолета. Внезапно громкий хлопок. Окно иллюминатора вдруг треснуло, стало засасывать сидевшую вблизи женщину. Какие-то мужчины, с искаженными от ужаса лицами, с трудом вытащили ее, израненную, еле дышащую. Пассажиры в кислородных масках. Стюардесса с безукоризненным маникюром, делающая сэлфи с израненной женщиной. Ника, в холодном поту, проснулась от собственного крика.
И – стук в окно. Подошла, открыла штору. Мать. Первое желание задернуть штору, не видеть, не слышать. Выпила стакан воды. Через край шторы бросила взгляд во двор. Мать сидела на крыльце, руками обхватив голову.
– Никуся, смотри, тебе веником париться нельзя. Сиди, просто катай катушки. Я чуток ковшом на камни, пару поддам. Доча ты моя родная, дай я тебе спину как в детстве потру…
Две слегка полноватые высокие женщины сидели на деревянной скамье хорошо протопленной бани. Та, что помоложе, положила голову на плечо той, что постарше. Время от времени на раскаленные камни плескалась с шипением вода. Лица прикрывались ладонями рук, чтобы не обжечь глаза. Учащенное дыхание и молчание. А после в предбаннике, завернувшись в чистые простыни, пили зеленый чай с лимоном. Ника вспоминала Сосновку, как они с Андреем, напарившись в бане, с разбега прыгали в холодную воду озера.
– Мама, ты сейчас о чем думаешь?
– Да еще надо мыться, вон катушек сколько.
– Мам, что я наделала…У меня, когда в загсе с Андреем расписывалась, в животе Оля была… Я клятву давала и в горе и радости… А теперь – на Ольку может перекинуться?..
– Сплюнь три раза. Господь милостив… Ты о главном сейчас думай. Хворь побороть надо. Одними лекарствами не обойтись.
– Знаешь, мам, мне в поликлинике женщина-врач по поводу рака картинку нарисовала. Вот представь комнату, где раньше конюшня была. На полу плевки, грязь, навоз. А сверху все коврами дорогими прикрыто. Евроремонт. Мебель добротная. Только вонь все равно просачивается. Освежители воздуха уже не помогают. Живущие в такой комнате чахнут. А ковры убрать, грязь с пола соскоблить не торопятся. Могут поменять жилище. Новую жизнь начать. Но, по словам той докторши, пока конюшню за собой не вычистить, все повторится вновь. Это, кажется, что жизнь с чистого листа дается. С прошлых жизней такой шлейф тянется – жуть! Вон сколько детей больных. С каждым годом больше и больше.
– Да, дочка. Вот и Высоцкий про коней пел… Страсти эти, мордасти… Табун лошадей диких все на своем пути сносит. А загнанных обычно пристреливают. Права, трижды права та врач: раз на земле живем, вольно – невольно грешим. Это только святые идут, ног не пачкая. Но и они не сразу святыми стали. Как ни крути, все через грех проходят. Конюшни надо чистить. Сознание надо менять. Вот ты, Ника, хорошо говоришь, вроде понимаешь. Так уйди из суда. Откажись от затеи стать судьей. Сдай экзамен в адвокатскую коллегию. Хватка у тебя есть, знаний достаточно. Защищай людей. Тебе жизнь подсказывает – кому-то можно судить, а тебе нельзя! «Не судите, да не будете судимы».