Эта поездка отняла у меня много моральных сил. Каждый шаг , каждое движение, каждое слово давалось мне с невероятным трудом. Я словно шла по минному полю – с одной стороны жалость, толерантность, сочувствие и нежелание обидеть сорвавшимся грубым словом или бестактным вопросом. С другой стороны – злость и обида за её детей сирот, принесённых в жертву новой или очередной любви. Выбрать золотую середину в общении с ней мне было очень сложно. Но я старалась.
Очень трудно описывать эту поездку. Вижу и помню всё до мельчайших подробностей , детали, взгляды, все мелочи – до отбитой ручки на чашке. И вместе с тем, внутренний ступор, не позволяющий реагировать адекватно на нашу, как оказалось, последнюю встречу. Но я всё же попытаюсь изложить, хотя бы кратко. Это необходимо для понимания того, что произойдёт позже.
Оля встречала меня на остановке автобуса , одетая в своё выходное платье , которое я ей когда – то давно помогала перешивать, сверху был одет Мишин , явно рабочий, пиджак, на ногах были обуты туфли растоптанные, грязные. Весь вид её был какой-то потерянный . Но она постаралась изобразить на лице радость и повела меня к себе в дом. Домом это облезлое строение можно было назвать с большой натяжкой. Барак, времянка. Внутри всё было ещё хуже – минимум мебели, грязные стёкла окон без занавесок, посуда , которую стоило выбросить, а не пить-кушать из неё. Выложив угощение и расположившись за столом , я задала вопрос.
– Как поживаешь, Оля, где Миша?
– Нормально живу, как видишь. Мишка на работе. У нас всё нормально.
Она отвечала вполне искренне. Но, при этом , не снимала в помещении пиджак. Причину я поняла спустя некоторое время. Оля была беременна. И почему то пыталась это скрыть от меня.
Мы пообщались до следующего рейса автобуса в город. Мишу я не дождалась, и Оля провела меня на остановку. Вся наша встреча была для меня, как какой-то сюр. Мы пили привезенное мной домашнее вино, закусывали моими угощениями, говорили ни о чём, явно тяготились обществом друг друга, но «протокол» приёма кумы ( меня) в гостях был выполнен полностью. На остановке мы обнялись и она сказала.
– Галь, у меня, правда, всё хорошо!
Я улыбнулась в ответ, села в подъехавший автобус и уехала. Я была бессильна изменить ситуацию. И от бессилия плакала всю дорогу домой.
……….
Прошло несколько лет. При встрече одна из обитательниц общежития вскользь обмолвилась, что Миша Новомлинский вернулся к жене и детям и снова живёт в общежитии.
– А Оля? Она где???
– Никто не решается спросить у него о судьбе твоей кумы.