Дед снял очки, просверлил её своими глубоко посаженными глазами. Положил зачем-то на лоб ей руку. Оленьке подумалось, что сейчас он попросит её открыть рот. Но он опустил руку и сказал вроде бы одобрительно: «Оленька, значит. Ну, с прибытием тебя, Оленька».
– Мать, мы завтракать будем или как? – крикнул он бабе Насте.
– Иду, Лёнечка, не гневись, иду!
И, неся в морщинистых руках обёрнутый в серенькую какую-то тряпочку котелок, вошла баба Настя.
Она поставила его на приготовленную заранее круглую доску, и когда подняла с него крышку, по комнате разнёсся такой аромат, что у Оленьки рот наполнился слюной. Только тогда она вспомнила, что со вчерашнего ужина в поезде они ничего не ели.
Тушёная картошка с мясом оказалась бесподобной. Дедушка Лёня настоял, и бабушка налила им по стопочке какой-то чудесной собственного приготовления наливки, а потом и по второй, и разомлевшая Оленька, никогда в жизни не пившая ничего крепче шампанского, вслушиваясь в беспрерывные расспросы бабы Насти о Катиной работе в больнице, и об учёбе в «медцынском», и как всегда весёлые житейские ответы подруги, думала о том, как же всё-таки здесь хорошо, тепло и уютно.
И все они отчего-то так смеялись, что у Оленьки заболели от смеха щёки.
То ли из-за того, что она не выспалась, то ли из-за какого-то вязкого жёлтого света лампы Оленьке показалось на миг, что всё это ненастоящее – какая-то сказка, из которой ей не хотелось теперь выходить.
После третьей рюмки картинка начала смещаться, и Оленька, уложенная Катей тут же на диванчике, заснула, сквозь сон слыша ласковую перебранку бабушки и внучки за право мыть посуду.
Глава 2
Когда она проснулась, за окнами уже потемнело.
Баба Настя с Катей шептались.
– Когда?
– В аккурат после святок. Хорошо, хоть Генка с Любкой помогли, принесли, чего было. Да печку Генка прочистил.
– Дед знает?
– Что ты, что ты! От греха подальше.
– Ох, бабулечка, партизанка ты у меня!
– А сама-то? Про библиотекаршу чего не сказала?
– Я ж не знала! А ты б марафет наводить стала. Дед говорит, и так вон здоровье ни к чёрту.
– Сама не знаю чё вдруг, то как схватит, аж всё разом, а потом отпускает. – И немного помолчав: – Есть у неё кто?
Оленьке стало неприятно, что она невольно подслушивает и что говорят о ней. Она кашлянула.
Катя тотчас к ней подбежала.
– Ну, ты даёшь, подруга, полдня проспала. Давай, вставай, лежебока! Бабулечка тебе супа оставила.
И был горячий суп-рассольник из печки и снова рюмочка с разговорами.
Катя вспомнила вдруг, что не вручила ещё подарки.
Подмигнула Оленьке, и та принесла из чемодана коробку любимых бабы Настиных конфет.