– Хорошо, тётя Таня, я это учту, – сказала Маша. – Так давайте я вас подожду на улице, а вы сделаете всё, что нужно.
Я согласилась. Позавтракав, мы пошли в церковь. Дождь хотя и прекратился, но я всё же захватила на всякий случай зонтик. Как и было решено, Маша ожидала меня возле церкви. Зонтик я отдала ей, чтобы если что – она бы под него спряталась. Войдя внутрь, я тот час же нашла церковную лавку, купила одну свечку и подошла к иконе спасителя. И, стоя перед зажжённой мной свечой и иконой Христа, я стала говорить ему в глаза следующие слова: «Господи! Упокой душу погибшей дочери моей, рабы твоей, Анны! Люби её, как я любила и прости ей все вольные и невольные прегрешения! Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь».
***
Когда я вышла из церкви и Маша меня встретила у входа, мы пошли просто гулять по улице.
– Я не очень долго? – спросила я.
– Да что вы! – сказала Маша. – Я тем временем прогулялась вокруг церкви, посмотрела, как тут всё устроено красиво…
Кстати, Маша права: земля при храме засажена разными цветами и деревьями, да тротуар был выложен довольно красиво. Так что к церкви можно ходить и просто, чтобы не спеша погулять и подумать о чём-то своём, что не даёт тебе покоя.
– Маша, можно вас спросить? – начала я. – А кто ваши родители?
– Если честно, тётя Таня, я бы и сама хотела это знать, – с печальной улыбкой сказала Маша. – Ни о матери, ни об отце я с детства понятия не имею. Росла в детдоме, училась, пошла на работу… Такие-то мои дела.
– Понятно, – сказала я, качая головой.
– Что вам понятно? – дерзко спросила меня моя собеседница.
– Да я сама просто с такой же биографией живу, – отвечаю я. У Маши при этих словах сделался шок.
– Правда, что ли? Вот это номер!
– Честное слово, – отвечаю я Маше. – Так что, что такое сиротское детство, я знаю достаточно хорошо.
– Господи, какая я идиотка! – выругалась на себя Маша. – Тётя Таня, пожалуйста, простите меня! Я просто не знала об этом – ну, и ляпнула с дуру.
– Ничего страшного, Маша! – с улыбкой отвечаю я. – Со всяким бывает! В конце концов, я и сама не знала, что вы сами тоже из детдома.
– Значит, вы не обижаетесь? – спросила Маша.
– Нисколько! – легко ответила я, и мы на время замолкаем.
Кстати говоря, я в самом деле человек необидчивый, так как сама знаю, что ни к чему хорошему обидчивость не приведёт: начнём с того, что ты себе нервы попортишь и совсем один останешься, и кончим тем, что от тебя сам бог отвернётся, не простит и не поможет. Поэтому я стараюсь уметь прощать своих подружек-однокашниц, если что-то у нас не склеится. Или сама, если виновата, прощения прошу. Всё то время, что мы с Машей молчали, я тихонько наблюдала за выражением её лица, и мне казалось, что она что-то хочет сказать мне или сделать, но не осмеливается почему-то.