***
Под огромными, сложенными из песчаника, сводами стариной синагоги висела непроглядная тьма. Притаившись за одной из колонн, я пыталась уловить хоть глоток свежего воздуха. Было невыносимо душно, по центру, вокруг высокого каменного постамента, стояли четыре больших кованых канделябра. Жар от их свечей, казалось, распространялся в каждый угол помещения, при этом, света они давали крайне мало. Внезапно, скрипнула скрывавшаяся прежде во мраке боковая дверь и из нее вышел пожилой мужчина. Приподняв широкополую черную шляпу, он поправил выбивающиеся из под неё вьющиеся седые волосы и тут же водрузил её обратно на свою голову. Под мышкой он держал какую-то увесистую и потрёпанную книгу. Пройдя к центру синагоги, старец раскрыл, держа на весу, свой фолиант, и, немного его полистав, положил на край постамента. На нём лежало что-то ещё, большое и вытянутое, но что именно, мне было издалека не очень понятно. Внезапно, тишину полумрака прорезал громкий шёпот, разносящийся эхом под осыпающиеся готические своды здания. Старик читал на каком-то языке, что-то вроде идиша, водя тонким пальцем с острым ногтем по старинной книге. Казалось, от этого звука тьма начала становиться гуще, еще немного, и её можно было не только видеть, но и трогать рукой. Вдыхаемый воздух становился раскалённым. И тут, нечто, лежащее на постаменте, вдруг, дёрнулось и протянуло свою странно изогнутую руку к одеянию раввина и, словно пытаясь ухватиться за складки грубой черной материи, провела по ней кончиками непропорциональных, грубых пальцев, оставляя на ткани грязно-бурые, словно от мокрой глины, следы. В ужасе, я отшатнулась назад и в этот момент, увидела как старец обернулся на производимый мною шум. Он смотрел прямо в мои глаза. Я начала задыхаться, в панике вцепившись в край потемневшей деревянной скамьи. Мгла начала опускаться ниже, поглощая меня.
Судорожно вздохнув, я открыла глаза. Часы, стоящие на полке, показывали три ноль одну. Завернувшись в одеяло, рядом мирно спал муж. Я повернулась, чтобы лечь на спину и ощутила, что наволочка, моя футболка, волосы – всё абсолютно мокрое. Меня бил самый настоящий озноб, в ушах стоял звон и кружилась голова. Снова становилось невыносимо душно. Собравшись с силами, я толкнула спящего мужа в бок. Он пробормотал что-то неразборчивое и еще больше завернулся в свой кокон. Кое-как встав, не включая свет, я начала вытряхивать на стол маленькую дорожную аптечку. Комната вращалась вокруг меня всё быстрее. Найдя спасительную таблетку парацетамола, я запила её чем-то из первого попавшегося под руку стакана и рухнула обратно в мокрые, ледяные простыни. Проснувшись через несколько часов, я увидела пробивающиеся сквозь плотные серые шторы лучи полуденного осеннего солнца и ощутила себя абсолютно обессиленной.