Боль вновь отдалась в сердце.
Он мертв!
Мертв!
Старайся не думать об этом.
Наконец, Маршалл остановился на определенной странице.
— Я все выполнил. — Взглянув на своего сына — светловолосого ублюдка, — он указал кивком головы на коробку, что располагалась у входа в комнату. — Можешь подать ее, Мэтью?
Мэтью в ту же секунду подскочил на ноги.
— Конечно, отец. — Сопровождаемый тихим шуршанием кашемирового костюма, он направился к большой белой коробки.
Любопытство разбирало меня узнать, что же там такое. Но в то же время мне было глубоко наплевать.
Еще больше дерьма. Еще больше гребанных игр.
Ничего из этого больше не имело никакого значения, потому что я играла в другую игру. Никто из них ничего не поймет, пока не станет слишком поздно.
Жасмин немного откатила свое кресло-коляску назад, предоставив Мэтью доступ к столу.
Он одарил ее кроткой улыбкой, располагая большую и тяжелую коробку на столе перед его отцом. Маршалл поднялся на ноги и раскрыл коробку, в то время как его сын уселся вновь на стул.
Я сделала резкий выдох, стараясь освободиться от засохшей крови, что скопилась в ноздрях. Из-за сильной головной боли все стало нечетким, расплывчатым. Я приложила все силы, чтобы оставаться в сознании и сохранять четкость мысли.
Никто не произносил ни слова, когда Маршалл раз за разом доставал документы, складывая их в аккуратные стопки на столе. Чем больше он доставал, тем потрёпанней и старее становилась бумага. Первая стопка была чисто белого цвета с аккуратными краями и ворд-текстом.
Следующая стопка документов имела кремовый оттенок, в то время как листы были тонкими и потрепанными, с размытыми краями и нечеткими блоками текста от пишущей машинки.
Что происходит?
Третий документ был пожелтевший от времени и сморщенный, потертый с рваными краями и витиеватым наброском человеческого почерка.
Последняя стопка документов была потрёпана до такой степени, что в некоторых местах зияли дыры, цвет бумаги был почти кофейного цвета, а аккуратный каллиграфический почерк был словно реликвия, которая была давно утрачена.
Этот оттенок…
Документ Долга по наследству был похожего кофейно-коричневого оттенка, который Кат мне давал на приветственном обеде.
Был ли это тот же документ?
Все мое внимание сосредоточилось на Кате.
— Рискнешь догадаться, что это такое, Нила?
Я втянула судорожный вдох от того, с какой отеческой манерой Кат произнес мое имя, так, словно это было каким-то семейным нравоучением. Словно это было чем-то, что вызывало в нем гордость от участия в данной процедуре.
Мне даже не нужно было строить догадки.