Откашлявшись и выплюнув мятные струи слюны, я вытираю рот предплечьем и смотрю на свои руки, лежащие на столе. Весь покрыт татуировками, но та часть моей натуральной кожи, которая просвечивает, имеет цвет кокаина — чертовски белая. Когда я в последний раз видел солнце больше, чем в безумном рывке от заднего сиденья автомобиля до входной двери бара? Годы?
— Что я могу сделать? — Мои слова сочатся отчаянием и поражением.
— Ничего. — Его голос полон решимости. — Все кончено. Прости…
— Пожалуйста. — Я наклоняю голову, чтобы посмотреть на Дэйва, но не могу встретиться с ним взглядом. — Я сделаю все, что угодно.
Молчание растягивается между нами, кажется, на целую вечность.
— Есть только один вариант, — говорит Дейв, и я задерживаю дыхание. — И это не подлежит обсуждению. Думаю, мы сможем заставить лейбл пересмотреть свое решение, если ты уедешь.
Я зажмуриваю глаза.
— Уеду.
Мне не нужно спрашивать куда. Я уже проходил через это раньше. Они отправляют меня обратно в реабилитационный центр.
Делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоить бешено колотящееся сердце.
Дыши, Джесси.
Я уже несколько раз проходил реабилитацию и могу сделать это снова. Если это то, что нужно, я сделаю это. Всегда найдется медсестра, которая сможет достать мне выпивку и таблетки. Двадцать восемь дней соблазнять персонал ради бутылки ликера — легко.
— Ладно. — Я выпрямляюсь и разминаю шею. — Я еду.
— Сейчас.
— Что значит сейчас?
— Отсюда. Прямо сейчас. Никаких переговоров.
— Черт. Как сейчас? А как же мои вещи? Мне нужно забрать кое-какие вещи из дома…
— Уже в машине.
Наверное, в этом и есть преимущество миллионера — мне даже не нужно паковать свое собственное дерьмо. И все же мне хотелось бы провести еще одну ночь напиваясь и притворяясь, что моя жизнь прекрасна, а не куча дерьма.
— Ладно. — Я пожимаю плечами, заставляя монстра признать, что это то, что должно произойти, чтобы остаться на вершине. — Двадцать восемь дней.
— Девяносто.
Мои глаза горят, когда практически выпадают из черепа.
— Три месяца?!
— Таковы условия.
Сцепляю руки за шеей и смотрю на витиеватые обои на потолке. Кто, черт возьми, оклеивает потолок обоями и почему я не заметил этого раньше? Без разницы. Девяносто дней. Я могу продержаться девяносто дней. Уверен, что смогу выкрутиться после двадцати восьми, хорошее поведение и все такое.
— Ладно, — стону я. — Мне нужен частный двухместный номер в «Ла Мар Рекавери», верхний этаж, и никакого группового дерьма, которое они пытались заставить меня сделать в прошлый раз. Я соглашусь только на индивидуальные сеансы.