Абсурд, возведенный в абсолют
Через лет десять-пятнадцать после освоения целины начались гонения на казахский язык. К концу шестидесятых, началу семидесятых годов стали повсеместно закрываться казахские школы, под предлогом недобора школьников. Поощрялся переход местного населения в русские школы. Начали открыто говорить на всех уровнях власти и в народе, что нет будущего у казахского языка, что скоро все будет только на русском. Родителям внушали, что будущее их детей связано только с русским языком, и если их чадо не будет знать его, то и шагу не ступит в жизни, не говоря о карьерном росте. Дело в том, что во всех ВУЗах и предприятиях, да и во всех сферах жизни говорили и писали только на русском языке. Даже в аулах со стопроцентным казахским населением школьное обучение было переведено на русский язык. В районном центре, городе Степняке, от шести казахских школ осталась только одна – средняя школа имени Абая. Самым ужасным следствием такой диктаторской, шовинистической политики было то, что дети, выросшие и воспитанные до семи лет в чисто казахской семье, не сразу усваивали русскоязычное обучение, и в результате выросло целое поколение людей, находящихся в каком-то раздрае.
Понимавшие политическую подоплеку такого подхода взроптали, возмутились, некоторые протестовали, но не могли выступить открыто и организованно, противостоять целенаправленному натиску могущественной машины власти мировой сверхдержавы.
Замаскированное и открытое гонение на религию, язык и культуру казахов усиливались с каждым днем. Осуждались ураза – пост и намаз – каноническая молитва, печатались антирелигиозные статьи в газетах. А об ономастике, топонимике невозможно было даже заикнуться – всюду целенаправленно насаждались русскоязычные названия местности, населенных пунктов и улиц, чуждые казахам. Именами людей, не имеющих никакого отношения к Казахстану, назывались города, поселки и проспекты. Мы понимали, что это тоже проявление политики русификации и ассимиляции, кипели от негодования, говорили даже открыто, но власти нас и слушать не хотели.
Когда в первый раз встретил казаха, не знающего родного языка, я вначале не поверил. Думал, он разыгрывает нас. Когда убедился, что он настоящий казах и, тем не менее, не знает ни слова по-казахски, мне показался, что мир перевернулся. Это было так неестественно, так дико, что у меня не хватило слов объяснить. Я-то думал, вот, конь ржет, корова мычит, а собака лает, точно так же казах говорит по-казахски, русский – по-русски, немец – по-немецки. Я наивно полагал, что родной язык человека рождается вместе с ним!