Сказ столетнего степняка (Алимжанов) - страница 121

– Сын женится. Мы с мужем сызмальства работаем в совхозе, наверное, заслужили внимания, помощи от правительства. Так вот, помогите нам получить в райпотребсоюзе ящик водки на свадьбу и приплюсуйте положенный нам ящик водки по случаю смерти свекра! Мы тогда не брали!

– Какой положенный!? – возмутился, не выдержав, Зигзаг.

– По закону! По общему порядку! – не отступала боевая женщина.

– Нету такого порядка! Это мы просто помогаем людям в трудную минуту! – пытается объяснить Кочан, закрыв левый, вытаращив правый глаз.

– Так помогайте всем! – не унимается аульная женщина. – А вы разделяете людей!

– Но вы же мусульмане, казахи! И вы же не пьете водку на похоронах! – взрывается Кочан.

– А это наше дело! Но что положено, то положено! Свекор помер, значит, вы должны выдать нам ящик водки!

Бедный Зигмунд Збигневич! Наверное, со времен Речи Посполитой ни один поляк не вступал в такой спор и не встречал такую железную логику! Качановский объясняет и так, и сяк, но женщина стоит на своем.

– Вот недавно умер же деверь нашей соседки Наташи, так им сразу дали ящик водки!

– Но они же русские! – взмолился Зигмунд Збигневич.

– Ах, вот как! Если русский умер, значит, положено ящик водки! А казах помер – не положено?! Что, нерусским поминать покойников нельзя!? Выходит, так по-вашему!? – ярится женщина пуще прежнего.

И она обвиняет преданного идеям и заветам Ленина коммуниста Качановского в предвзятости, разделении советских людей по национальности и по вере.

– Накачу-ка на вас в обком бумажку! Компартия учит, что мы единый советский народ. Значит, у нас должны быть одинаковые обычаи! А вы мешаете этому!

Я представляю себе Зигзага при этих словах. Он как огня боялся всякого рода бумажек наверх. А такая угроза вообще убила его. И он позвонил председателю потребсоюза и попросил, чтобы выдали этой женщине два ящика водки – одну на свадьбу сына, а вторую по случаю смерти свекра. Гордая победительница зашагала поспешно в сторону продснаба, а Качановский, качая поникшей головой, потянулся к графину с холодной водой.

А вообще, под давлением обстоятельств Зигзаг проявлял большую гибкость и отказывал, кому можно, стыдя людей несоблюдением обычаев предков. Но когда чувствовал, что ему не просто отделаться от назойливых просителей, особенно женщин, уступал, но с умом. Вот так иногда водочный вопрос перерастал в политический, с национальным оттенком.

Перестройка и постановление о борьбе с пьянством была не очень понятны народу. Народ не воспринимал смысла этих шагов правительства и терялся в догадках – что же за этим кроется?