При Хрущеве была спущена команда сверху: каждая казахская семья имела право держать только одну лошадь или корову и три барана. И опять над нашим народом сгустились тучи, всем казалось, что тени прошлого нависают над степью. В страхе некоторые зарезали лишний скот: «Да хоть поедим мяса вдоволь, а там будь что будет!» А многие переписывали лишнюю голову на имя родственников, у которых не было скота. Помню курьезный случай. Мы спрятали одну корову у троюродных родственников, живущих по соседству. Тут приезжает уполномоченный на велосипеде проверять наличие скота. Это был русский мужик, немного подвыпивший. Мы показали свой двор, он осмотрел и все аккуратно записал в кожаную толстую тетрадь красным карандашом. Вежливо распростился и вышел. Во дворе родственника играли наши внуки. Он подходит к ним и спрашивает: «Корова есть?!» Дети были польщены, что такой большой начальник – русский обращается к ним с уважением и спрашивает о важном деле. Они наперебой, стараясь быть полезными, закричали: «Корова?! Есть! Есть, конечно!» И повели уполномоченного в сарай, где была спрятана лишняя корова. Но их путь преградила та самая вдова Рахия – хозяйка дома. Она говорит: «Коброба нету, коброба нету!» – и не пускает в сарай. И тут, как назло, корова замычит во все горло! «Вот ты говоришь, нету, а она, коровушка-то, мычит!» – смеется уполномоченный. А Рахия не теряется и повторяет: «Коброба нету! Раз я говорю нету – значит, нету!» Покачал головой этот русский, видать, прошагавший войну, вздохнул глубоко, сел на свой велик и укатил дальше. О чем он думал, что чувствовал, нам не известно, но факт: корову все-таки не записал в свою кожаную тетрадь красным карандашом! И оставили нас в покое.
Время Хрущева еще запомнилось хлебными давками в магазине Конного двора.
За хлебом в магазине выстраивалась огромная очередь с раннего утра. Люди рвались к заветной полке магазина и дрались буквально за каждый метр. Кто покрупнее, посильнее, вытесняли остальных и добирались первыми, но получали всего по две булки хлеба на руки. Завоза хватало только половине очереди, а оставшиеся без хлеба уходили, матеря всех лысых на свете.
Однажды моя внучка добровольно пошла за хлебом и попала в самую гущу разьяренной голодной толпы. Ее чуть не раздавили, и она, еле живая, выбралась оттуда, пришла домой вся в слезах. На нее смотреть было жалко. И мы после этого никого из своих не пускали за хлебом и пекли его дома. Было и такое.
Степняк, хоть и имеет официальный статус города, больше похож на большой поселок. Он раскинулся во всю ширь, согласно своему названию, в степи, и как бы состоит из множества объединенных в одно целое аулов. Булак басы – Исток родника называется наш аул, по-русски – Черкал, а дальше – Абай, Ирмовка, Казаул-Казахский аул, Жоке аяк-Джукаяк, Капай, Кирпичный сарай, Шанхай, Центр, Октябрь, Первомайка, Конный двор.