— Он тебе нравится? — смотрю внимательно и с едва сдерживаемым раздражением.
— Дурак что ли? — возмущается девчонка. Закатывает глаза и бросает раздражённо, — если бы мне нравился он, я бы сидела у его больничной койки, а не здесь. Он спас меня. Он спас ТЕБЯ. Я ему пожизненно благодарна.
— А я только доставил неприятности, ко мне тогда почему пришла?
Черт, нам нельзя пересекаться, это сулит одни неприятности.
— Разве не очевидно? — вздергивает бровь девчонка, внимательным и раздраженным взглядом глядя мне в глаза.
— Ты просто человечная девочка, — нерадостно улыбаюсь и прикрываю глаза.
— Скорее классический пример Стокгольмского синдрома, — её улыбка не менее горькая. Она встаёт со своего места, подходит и целует меня, осторожно и деликатно. Открывается от моих губ и говорит негромко. — Не нужно отталкивать меня, ладно? Мне так же страшно, как и тебе.
— Тебе лучше уйти и позвать доктора. И позови Евгения.
Она слишком много от меня требует. Я сделал свои выводы и понял одно: у нее своя дорога, у меня своя.
Алина отстраняется, выражение лица такое, словно я дал ей пощёчину.
— Как пожелаешь, — отвечает сдержанно, поджимает губы и уходит из палаты.
Ушла. Так лучше. Так правильно. Хватит этих порочных отношений. Достаточно. Она молодая девка, умеет привлечь внимание. Да я же не слепой. Даже Женька видит в ней ангела, хотя парень адекватный.
После того, как достаточно провалялся в больнице, вернулся туда же, к родителям. Мама выхаживала, пылинки сдувала. Каждый раз порывалась прочистить мне мозги о моём развращенном поведении. По ее мнению Алина, которая годилась мне в дочери, не та девушка, которая должна задевать моё эго.
Я отмалчивался. Долго и настойчиво. Мама была права, потому что она во многом права. И я обязательно её забуду, не смотря на то, что этот образ словно татуировка отпечатался в мозги. Её невинный образ никак не вязался с тем, что я слышал об Алине. Мне сороковник, и я много в жизни видел. Все войны из-за баб, из-за того, что мужики, которые возомнили себя всесильными, рано или поздно покоряются той единственной. Я тому пример. Сонька была наваждением, безумной страстью, которая практически разрушила меня. Я долго ненавидел ее за то, что ушла. Слишком рано ушла, забрав с собой часть моей души. Пацан держал. И я смог выкарабкаться.
Сейчас, когда стал мудрее, понимал, что Аля — моя погибель. А я не хочу быть у её ног. Слишком много грязи было между нами. Я — причина её несчастий. И какой бы она не была, подобного козлиного отношения не заслуживала. Месть только истоптала мою душу, очернила, превратив в отчаянного мерзавца.