Я любил говорить с ней. У Ляли отсутствовал гонор, она свежая, как нераспустившийся цветок. Она манила своей непорочностью, стеснительностью. Краснела при лёгких случайных прикосновениях.
А её ласковые слова, эпитеты, которыми она меня награждала такие нерешительные, порой глупые, но не лишённые очарования!.. Я, глядя на неё, часто Лолиту Набоковскую вспоминал. Что-то в ней от нимфетки было. Худоба, может, и отсутствие форм.
Я не представлял такую женщину рядом с собой по жизни, но не скрою, она меня привлекала в сексуальном плане.
В тот вечер я немного выпил за ужином. Всё происходило в беседке около дома. Рабочие уже ушли и мы втроём совершенно спокойно предавались поглощению пищи.
Тефтели были божественны, салат нежен, а вино прекрасно, под стать закату.
К моменту телефонного звонка я выпил уже бокала два.
Как ни странно, звонили не мне, а Миле. Приятный мужской голос говорил о каких-то проблемах, о том, что надо бы встретиться и обсудить качество декора панелей. Она обещала приехать прямо сейчас.
Я разозлился.
Вечер, мы сидим семьёй, и тут этот хмырь. Но Мила оказалась непреклонна. Ей, видите ли, деньги за это платят. Нужны мне её деньги.
Она села в свой автомобиль и укатила.
— Странный клиент, — произнесла Ляля, — каждый день звонит по нескольку раз, и то обои, то штукатурка. А Милка так мило с ним лепечет, и ездит к нему часто.
Это был просто клиент, которого я в глаза никогда не видел, но меня перемкнуло. А Алевтина собралась на пляж. Ловить в воде последние лучи солнца.
Прежде чем идти её искать, я дважды набирал номер Милы и выслушал её шипение. Отвлекаю я её, видите ли.
Приговорив полбутылки водки, я спустился к воде. Что я говорил Ляле, что она мне, я не помню. Но её признание в любви прозвучало как гром среди ясного неба. А я ревновал. Ревновал дико, до скрипа зубов, мою Милу к хмырю клиенту.
Скорее всего, я думал о мести, когда Лялины руки обвили мою шею, а её тело прильнуло к моему. Вокруг был пляж и никого, только восходящая луна на чистом звёздном небосклоне. Я на руках внёс её в дом и грубо взял её податливое тело у неё в комнате, на её постели. Она оказалась девственницей.
Странно, но я так никогда бы не подумал. Даже дурнушки отдаются прыщавым пацанам в школьные годы. А тут…
Я утирал ей слёзы и утешал, как мог.
Я сам поверил, что виноват не я, а выпитое спиртное вперемешку с ревностью. Но Ляля пришла ко мне через несколько дней, теперь уже днём, воспользовавшись отсутствием Милы.
Я совершенно не переношу женских слёз, а слёзы женщины-ребёнка казались особенно горькими. Я жалел её, не любил, а именно жалел. Мне нужно было согреть. И не только её тело, но и её душу.