«И вот это мне предлагается надеть?»- ужаснулся я, рассмотрев одежду, в которой мне предстояло поехать домой.
— Сынок, с тобой всё в порядке? — всполошилась мать, превратно истолковав мою гримасу.
— Нормально, мам, — отмахнулся я. Не стесняясь родительницы, избавился от синих спортивных штанов и майки и переоделся в брюки и футболку.
— Идем?
— Пошли, — рано постаревшая женщина кивнула. На секунду уставшее и осунувшееся лицо осветилось искренней доброй улыбкой, сделавшей маму моложе. Разгладились морщины, в карих измученных глазах засветилась задорная искорка. Женщина на мгновение словно сбросила с себя груз прожитых лет, перенесенных ударов судьбы и житейских проблем, помолодев лет на 20. И сразу стало видно, что она была привлекательной и обаятельной в юности.
«Похоже, сыночек десяток лет жизни ей убавил, урод поганый и не только он», — отмечаю в уме.
Медленно идем к выходу. Спускаемся по лестнице, проходим сквозь кучку людей и врача в коридоре. Открываю скрипнувшую дверь. Ласковое весеннее солнце гладит лицо теплыми дружелюбными лучиками, заставляя глаза зажмуриться. Уличный воздух бодрящей волной врывается в легкие, даря ощущение прохлады и свежести.
— Чего застыл, Мишенька? — мама обеспокоенно касается локтя.
— Ты не представляешь, мамуль, как здорово после этой больницы выйти на улицу и вдохнуть полной грудью.
— Почему? Представляю. Только ты больше эту водку проклятую не пей. И дружков своих бандитов брось. Сейчас повезло — живым остался и здоровым, наверно. А доктор сказал, чуть бы левее ударили и всё, хоронили бы, — мамино лицо некрасиво морщится.
Женщина утыкается мне в грудь, сдавленно всхлипывает и с трудом удерживается, чтобы не разрыдаться. Девушка в ярком красном платье с белыми узорами — цветами, лохматый мужчина в сером костюме, заходящие в больницу, кидают на нас любопытные взгляды, но встретившись с моими глазами, смущенно отворачиваются в сторону.
— Мамуль, ну чего ты, перестань, всё наладится, — моя ладонь неловко гладит всхлипывающую и прижавшуюся женщину по каштановым волосам с уже видными седыми корнями волос.
Матушка отстраняется. Её глаза наполнены влагой.
— Обещаешь? — женщина смотрит на меня с отчаянной надеждой.
— Говорили уже, — морщусь я, — Обещаю, конечно.
Мать, аккуратно снимает подушечками пальцев слезинки в уголках глаз, готовые прокатиться прозрачными дорожками по щекам.
— Извини, я что-то совсем расклеилась. Просто когда узнала, что тебя ножом ударили, сердце чуть не оборвалось.
— Ничего страшного, мам. Я всё понимаю.
Женщина берет меня под руку, и мы идем к остановке. Мой взгляд жадно скользит по московской улице. По дороге проносятся юркие «жигули», громоздкие «волги», вместительные «рафики, советские внедорожники «уазики», МАЗы, КАМАЗы и ни одной иномарки. Зеленые деревья, уютные скверики, Москва ещё не превратилась в бездушный мегаполис из стекла и бетона. Люди с открытыми лицами, смеющиеся дети, веселая молодежь. Ни одного озлобленного и убитого бытовыми проблемами лица. Рекламы нет, вообще никакой. И от этого город кажется чище, уютнее и добрее. Даже время здесь, по сравнению с современной Москвой 21-ого века, течет медленнее и размереннее. А дышится легче и свободнее.