Три рассказа, написанных близнецами Толей и Тоней на исходе августа
Сегодня была «о».
Около остановки объявился огр. Огромный, опасный, оголодавший. Огр охотится. Оскаливается. Откусывает от окорока.
Тоня погрызла карандашик, задумчиво глядя на потолок. Толя тоже посмотрел вверх, прислушался и сказал:
– Дождь кончился.
– Там паук, – заметила Тоня, указав карандашом в угол.
– Про паука – завтра. Пошли, дуреха.
– Побежали, дурачок.
Тоня пихнула брата, спрыгнула с кровати и понеслась по ступеням вниз – только тонкие косички замелькали. Бежать по чердачной лестнице – как бежать по гигантской ракушке. По кругу, по кругу, и вот уже на кухне.
– Да сколько ж вам говорить, оголтелые! – бабушка скинула с плеча вафельное полотенце и шлепнула Тоню по спине. – Лестница винтовая, загремите – костей ваших не соберу.
Тоня представила, как ее костяшки с приятным стуком рассыпаются по деревянному полу: черепок – сюда, коленная чашечка – туда. А бабушка, охая, ползает по кухне и подбирает. Тоня посмотрела на брата, и тот захихикал.
– Ну, садитесь за стол, кузнечики. На обед у нас каша. Но вы и так, наверно, унюхали, – говорила бабушка, раскладывая по тарелкам душистую пшенку с тыквой. – Да руки-то, руки-то помойте!
Бабушка красивая, как огородное пугало, но Толя с Тоней ей об этом не говорят. Знают: не поймет, обидится. А пугало-то, и правда, красивое. Худое, на нем длинное платье в цветастых заплатках, волосы у него соломенные, лицо коричневое, а на лице – широкая улыбка, синие пуговицы глаз и кругляши румянца. Словом, вылитая бабушка.
Брат с сестрой вымыли руки, и не просто так, а с мылом. Сели за стол. Взяли по ложке. Каша дымилась в тарелках, в ней таяло масло и медленно-медленно уходило на глубину. Вокруг масляного брусочка золотился нимб, как на бабушкиных иконках. Толя шмякнул по маслу ложкой – совсем ушло. Тоня заглянула к нему в тарелку и тоже шмякнула.
Бабушка села рядом. Правой рукой принялась мять левую. Ну понятно: сейчас скажет такое, чего слышать не хочется.
– Вечером Римма Родионовна придет.
Тоня скуксилась, Толя нахмурился.
– Ну-ну, вы мне тут не это, – грозно и в то же время робко, как она одна умела, сказала бабушка. – Сами знаете: скоро в школу. Хватит в хвосте-то плестись, надо исправляться. Вот еще стыдоба на мою голову: внуки – двоечники! А у Риммы Родионовны – ооопыт, знааания, – протянула, словно убаюкивая. – Она вон сколько лет в школе отработала. И маму вашу… – пресеклась. – Ну, в общем, человек проверенный. Старой закалки. И чего она вам не нравится?