После завершения продолжительной беседы офицер встал из-за стола и крепко пожал руку своему подчиненному. Затем, немного подумав, он уверенно произнес:
– Знаешь, сибиряк… Бери сейчас свой матрац и неси его в зенитное отделение. Будешь продолжать службу у сержанта Дубровина. Он очень грамотный командир, да и ребята у него без всяких изъянов. Я этот перевод уже с замполитом обсудил, он также не против… Жалко то, что наш комиссар сегодня уехал в госпиталь…
Затем офицер опять присел за стол и снова придвинул к себе талмуд. Кузнецов, стоявший навытяжку, на обложке толстой тетради прочитал:«Книга индивидуальных собеседований с личным составом первой мотострелковой роты». Капитан непонятно почему улыбался и что-то помечал в своей тетради. Затем он ее закрыл, и откинувшись на спинку стула, оживленно проговорил:
– Кузнецов, у меня только-что идея в голове появилась… У нас скоро в полку соревнования по боксу будут. Наш полковой отец очень страстно любит бокс. Я ему уже порядочно приелся, да и возраст у меня уже не тот… Одним словом, я тебе даю возможность тренироваться. Тренировки только в свободное время. Как и где, это твои проблемы… В организации твоего бокса поможет сержант Дубровин. Я ему об этом скажу…
Офицер на прощание еще раз крепко пожал солдату руку и с гордостью произнес:
– Слушай меня, земеля… Я тебе честно скажу… Первый удар ротных дедов ты выдержал с честью… Ты действовал, как настоящий сибиряк… Ты, салага, наверное, не читал книги про героизм наших земляков. Они в годы войны шли в атаку в полный рост, именно сибирские полки спасли Москву…
Вторая ночь у молодого солдата Кузнецова в отличном подразделении прошла без всяких эксцессов, однако он опять всю ночь не спал. Причиной этому были уже не старики солдатской ранжирной системы. Думы о своих родителях, да и не только о них, заполоняли голову вчерашнего гражданского человека. Погруженный в эти мысли, он довольно часто смахивал рукой слезы…
После драки со стариками и беседы с ротным командиром Александр как-то по-другому стал воспринимать свое прошлое. Сейчас он очень сожалел, что не закончил десятилетку. Она могла бы открыть ему путь в институт. Время перед службой в армии он «просвистел». Даже в ПТУ по-настоящему не учился, к занятиям не готовился, довольно часто их пропускал. По этой причине он не стал каменщиком, его просто-напросто выгнали. Не задумывался он и над слезами матери, которая всегда плакала, когда получала письма от директора училища. Он не был помощником и в домашнем хозяйстве. Он даже не помогал родителям при заготовке сена или дров. Они, скорее всего, и сами не хотели по-настоящему приобщать к деревенскому труду своего единственного сына. Этим и пользовался он. Лишь после исчезновения отца Санька несколько исправился в лучшую сторону, он стал помогать матери на ферме. Скорее всего, у беззаботного детины тоже было сердце, ему надоели стоны матери по ночам.