— Никита… — выдавила из себя, — с ним что-то произошло…
Не стала дожидаться лифта, сбежала вниз, перескакивая через две ступеньки. Повезло — остановила первую попавшуюся машину, чтобы доехать до Сухаревской. Всю дорогу молилась, боялась не успеть. Только поняла из сказанного Полиной, что Никита в коме.
В регистратуре работала моя знакомая. Увидев меня бледную, с широко распахнутыми глазами, не в силах вразумительно объяснить что к чему, усадила меня на стул и, накапав валерианки в стакан с водой, протянула его мне.
— Успокойся. От того, что ты паникуешь, никому лучше не будет. Пей.
Одним глотком выпила содержимое стакана.
— Ну, что случилось, Оля?
— Никита… Никита Лавров.
Казалось, сердце остановилось.
— Погоди, — сказала медсестра, — сейчас посмотрю.
Забыв что надо дышать, смотрела на ее лицо: брови сошлись на переносице, пока она вчитывалась в написанное. Затем повернулась ко мне.
— Оль, он в реанимации, — медсестра растеряно развела руками. — К нему нельзя.
— Мне очень надо его увидеть. — Девушка только покачала головой. — А Полина? Полина Эверс на смене?
— Поля? Да, но ей осталось полчаса.
В глазах все расплывалось от слез, которые я так долго сдерживала. Выхватив телефон из кармана, я набрала телефон подруги. Она ждала звонка, и уже через пару минут вышла из лифта и быстрым шагом направилась ко мне. У палаты остановилась, повернулась ко мне:
— Слушай, этот мужик, кто он тебе? Извини, что спрашиваю, я знаю, что ты собралась разводиться…
— Друг. Мой самый лучший друг, еще со школы.
— Он в тяжелом состоянии, пришлось ввести в искусственную кому. — Я судорожно выдохнула, кивнула. — Уже приходили из следственного комитета.
— Что с ним?
— Его нашли на шоссе в больше чем сто километров от города. Сначала привезли в местную больничку, но вовремя поняли, что не справятся. Его кто-то здорово отделал. Несколько рёбер сломаны, трещина в челюсти, есть повреждения внутренних органов, возможно придётся делать операцию, это будет зависит от его организма. Ну и, — Полина вздохнула, — сотрясение мозга.
— Я хочу его видеть.
Девушка кивнула, открыла дверь, пропуская меня в палату.
— …Никита! — ахнула я, сжала руками лицо.
Я сама врач, постоянно имеющая дело с различными травмами, сама когда-то проводила операции, трепанацию черепа, да и все эти трубки, катетеры, провода видела множество раз. На чужих людях. Но это был Никита! Мой Никита!
Его голова была обмотана бинтом, лицо отёкшее, в ссадинах и кровоподтёках, в разрезе на шее трахеотомическая трубка для вентиляции легких, грудь затянута в корсет. Тиканье и писк машин, отслеживающих состояние больного.