Да, наши предки, россияне, горюшка хлебнули немало. Какая бы власть ни управляла в разные годы, простому народу легко никогда не жилось. Оба деда моих, и по отцовской, и по материнской линии, вели крестьянский образ жизни. Утратив свои поместные земли, растеряв немалую собственность, они постепенно перешли в статус крестьян. Вели свое хозяйство, арендовали бросовые земли. Поливая их обильным потом, превращали в пахотные угодья, стараясь получить обильный урожай. До революции 1917 года уже бытовал в народе совсем не оскорбительный термин: лапотные дворяне. Таковыми были и мои далекие предки.
Отец мой, Мударис Сулейманович Сулейманов, родился 7 апреля 1927 года. Он – участник Великой Отечественной войны, на которую ушел совсем мальчишкой 7 ноября 1944 года. И хотя война близилась к концу, немало ему пришлось пройти и проползти по фронтовым дорогам да полям. Был неоднократно и контужен, и ранен. Тем не менее, провалявшись какое-то время в полевых госпиталях, вновь вставал в строй.
Молодым солдатам в победном 1945 году недолго пришлось держать «безработными» свои автоматы. В мае закончилась война, а уже к концу лета их, обстрелянных и пропахших порохом, посадили в эшелоны и увезли на Дальний Восток. С ними был и мой отец. Пешим ходом они одолели пустыню Гоби и с боями дошли аж до Порт-Артура.
Сдержанные, короткие рассказы отца о войне я помню смутно, так как был еще совсем маленьким. Их часть – 32-й стрелковый полк специального назначения – командование направляло туда, где японские самураи дрались с особой жестокостью. Помню фразу отца: «На жестокость мы отвечали вдвойне жестоко».
– А ты тоже стрелял в них? – боязливо спрашивал я.
И отец отвечал: – Война же была, сынок. А у нее свои законы: если ты не убьешь врага, он убьет тебя.
Всплывают в памяти обрывки фраз из рассказов отца о событиях фронтовой жизни. Вот он рассказывает соседу о боях в какой-то далекой Маньчжурии, а мне кажется, что я это видел своими глазами. Их полк в спешном порядке двигался вслед за отступающей Квантунской армией – добивать. Отец запрыгнул в кузов штабной машины, которая ехала вслед за войсками. Вскоре остановились на короткую передышку у обочины. По обе стороны дороги – настоящие заросли чумизы и сои. Стояла нестерпимая жара, гарь и пыль клубились над всем степным пространством. Отец, так и сидевший в кузове, вдруг заметил вдали, метрах в двухстах от дороги, колебание чумизы. Он спрыгнул на дорогу, подошел к командиру: мол, странное дело, ветра нет, а чумиза качается. «Дуй туда, выясни, что там, – может, японец засел», – сказал командир. Отец мигом сиганул с дороги, затаенно пополз. Обогнул подозрительное место, чтобы зайти сзади. Так, на всякий случай… А то мало ли что может стрястись, война же кругом. Опасно… Стал подкрадываться. И когда совсем близко от цели оказался, глядит – это коза приблудная в чумизе стоит. Глаза вылупила и смотрит, не моргая. Встал во весь рост, расхохотался и даже прикрикнул на рогатую. И вдруг – бах! Выстрел! Пуля совсем рядом прошла, сорвала погон с плеча. И тут он увидел японца – по виду пацан совсем, но уже карабин в руках…