Оптимистка во мне бурлила вовсю: «Через сутки с небольшим я окунусь в материнские исцеляющие волны. Раньше, вон, на каретах путешествовали. По месяцу в дороге тряслись, так что прогресс налицо…», – подытожила я и перестала думать о долгой дороге.
День пролетел быстро. Нужно отметить: после целого месяца туч и сырости это был первый жаркий солнечный день. Пекло так, что казалось, что Солнце решило наверстать упущенные возможности. Я обрадовалась, что мои близкие тоже погреются. Но супруг – реалист-прагматик – выдал оптимистичный прогноз на поездку.
– Вагон раскалился за день на жаре. И завтра до самого вечера по жаре ехать. Другой поезд ты не могла выбрать?
– Отчего же, дорогой. Умеешь ты ободрить и пожелать счастливого пути. Благодарствую.
Вагон был свежевыкрашенный. Приятные молодые проводники оказались умничками– студентами, решившими поработать летом. Они были опрятные, трезвые и вежливые. Я показала им документы, посадочный талон, и мне разрешили войти.
«Не трусь, Оксана! Вперёд!», – сказала я сама себе, а Игорь пихнул меня в спину со словами:
– Ну что застряла? Мы вдвоём ездили, и то у нас чемодан легче был. Что ты туда напихала?
– Там дорогие моему сердцу вещи, милый! – язвительно ответила я, при этом как можно слаще улыбнулась молодому проводнику, перешагивая через пропасть, которая разделала перрон и тамбур вагона.
«Идиот!», – думала я. – «Мне с ними ехать двадцать шесть часов. Должна же я хоть какое-то время вести себя как «прилична мадама». А ты меня уже сразу опростоволосил. Попляшешь ты у меня. Вот не буду тебе звонить и «эсэмэсить» в дороге. Поволнуешься ещё!», – зализывала я рану, поднимая самооценку. – «Застряла! Хм… Как пробка…», – мусолила я обидное слово.
Завтра «Плацкарт» допишу… Простите меня, дорогие читатели. Хотела в одну главу уместить… Нет… Разобью на две. Очень спать хочу. Я же и работаю ещё. Во-от…
Шагнув из тамбура в вагон, я вспомнила странную интонацию проводника, когда он ответил: «Сейчас узнаете!»…
Вот это да!
Воздуха в вагоне не было совсем. Точнее, был какой-то газ с примесью человеческого пота, жжёной резины, прокисшей еды и химикатов.
Со всех сторон – сверху и снизу – лежали полуголые потные люди. Одни спали, другие ели. По всей длине вагона бегали дети, способные самостоятельно перемещаться, и визжали от удовольствия и бесконтрольности. Они были мокрые от жары, духоты и детской «вакханалии». Ангельские кудряшки и «ёжики» взмокли и «с пару» встали дыбом. Щёки их были красные, а тельца – липкие, но в глазах было столько счастья, что я подумала: «Чем я лучше?»…