Подошел поезд, бойцы с нами простились, погрузились. Мы с Люсей стояли
на перроне и махали руками, и все ребята с окон махали нам, пока поезд не скрылся.
Итак, меня направили на работу в госпиталь, который располагался в Третьей Еврейкой больнице. Назначили меня работать в палате пневмотораксных больных и в палате офицеров. (Пневмоторакс – это ранение легких, ранена плевра, которая поджимает легкое, под кожу насасывется воздух, и человек надувается воздухом, как колесо, не видно ни носа, ни глаз, ни ушей – сплошной пузырь, если не ушить плевру).
Это были первые шаги моей работы. Пневмотораксным больным тяжело дышать. Окна в палате были открыты день и ночь. Очень трудно было работать ночью. Палата была большая, раненых в ней лежало 18 человек. Окна закрывать нельзя – раненые задыхаются, и свет включать нельзя, так как окна открыты. Включишь свет – в тебя полетят бомбы! Фашистские самолеты днем и ночью летали над городом.
Раненые тяжелые, всю ночь то к одной, то к другой койке. Тому помоги перевернуться, у другого повязка сильно промокла кровью, у третьего сильные боли, четвертый задыхается. К раненым мы шли на голос, на ощупь. Инъекции тоже делали на ощупь, и перебинтовывали в темноте. Кому уже совсем плохо, того с врачом переносили в перевязочную, там окно было закрыто черной бумагой. В перевязочной делали все манипуляции – там уже горел свет.
На всю жизнь запомнился мне в этой палате один раненый солдат – Федя Гайвас. Насколько мне помнится, он из Раздельнянского района или из самой Раздельной, Одесской области. Стол дежурной медсестры стоял в коридоре около окна – я сидела возле него в темноте. В палаты двери открытые. Слышу, кричит раненый на украинском языке: «Накидайте сіна волам в ясла». Кричит на всю палату, несколько раз повторяя одно и то же. Поняла – бредит. Захожу в палату, по звуку подхожу к койке. На этой койке лежал Федя Гайвас. На ощупь ищу на койке, его нет, а под ногами у меня что-то хлюпает. Думала, Федя воду разлил. Слышу, он под койкой стонет. Я нагнулась, чтобы вытащить его из-под койки, и в темноте я своей рукой наткнулась на обнаженное сердце, и сердце сокращается в моей руке. Я испугалась, побежала за дежурным врачом. Мы с врачом забрали его в перевязочную. Оказывается, у него не было ребер, и сердце было обнаженное. Так как он в бреду сорвал повязку, крупные сосуды кровоточили, и у меня под ногами около кровати хлюпала его кровь, и я вся была в крови. Температура 40, перелили кровь, напоили жаропонижающими таблетками. Тогда у нас не было антибиотиков, и вообще не было того, что есть сейчас. Положили Гайваса на койку, а утром пришла другая смена медсестер. На следующее дежурство Федю я уже не застала, он умер.