Утром мы загасили тщательно свою печь, собрали пожитки и пошли на пароход. Из всех моих тогдашних ощущений не было ничего слаще этого момента. И вот мы все вновь живем в каюте отца, а на ночь нам с братом выделяют отдельную, как взрослым каюту во втором классе. Живём в каюте, громко сказано. Весь день мы предоставлены себе вместе с другими нашими сверстниками и лётаем по палубам, лазая везде, включая трубы, машинное отделение, пристани. И нас зазывают в каюту лишь на обед и ужин. Иногда к вечеру у нас не остается сил на ужин, так мы набегались и напрыгались.
Впрочем, все пароходские предпринимали попытки пристроить своих чад к бабушкам, если таковые имелись, или оставляли дома жен и детей.
Такая попытка была предпринята и моими родителями, когда я еще не могла заявить свое желание. Это было мое третье лето. С первым рейсом меня высадили к бабушке в благословенную Моряковку, где я не родилась, но где мне поставили штамп о регистрации в человеческое общество.
После ухода деда к зазнобе, перевода моей матери с мужем в другой город, моя молодая бабка, Татьяна Васильевна, осталась одна со своим домом, огородом, круговертной работой и …одиночеством по вечерам и длинными ночами, без привычного нам всем сейчас компаньона – телевизора. Её горькие воспоминания давили на сердце, душа стенала и горела. Как не залить! Одинокая зима – тяжкое испытание. И моя бабушка, 40 с совсем небольшим лет от роду, его плохо выдерживала.
Но вот и весна. И внучку, т. е. меня, поручают её присмотру на всё лето. Бабка воспряла духом. Она летает и все в её руках горит. Не одна, да и дочка ходит рейсами мимо Томска, каждую неделю будет наведываться. В крупных городах стоянки длинные.
Пароход уходит, а я обследую дом, огород, улицу поселка. Здесь все знают друг друга. Машин нет, редкий грузовик проедет. Рай тихий и зеленый. Бабушка уходит на работу в свою столовую, где она заведует производством. Её пироги хозяйки раскупают вмиг, хотя и сами пекарши отменные. Я уже знаю, где бабушка работает. Все излазив в столовой и наевшись пирогов, я бегу на улицу, там интересней. Я бегаю где ни попадя, несмотря на свои три года. Устав я бегу домой и лезу на кровать. Бабушки все нет. Но вот и она веселая, мы с ней поем песни, снова едим пироги и засыпаем в обнимку.
Утром я сплю долго и просыпаюсь от яркого солнца, скорее к бабушке! Пироги уже меня ждут.
Радость поселилась в измученном сердце Татьяны Васильевны, моей бабушки. Она долго держалась после моего появления, но ведь чуть-чуть с устатку не вред, а польза. Я уже и выспалась после обеда и проголодалась, и снова пошла к бабушке.