Она провожала меня до станции метро «Технологический институт». Обязательства подгоняли нас в спину, повисший над головами вопрос отношений, делал нашу походку легче. Эскалатор поглубже прятал нас под землю, подальше от накопленного нашими жизнями склада нужных вещей.
–Метро! – вдруг сообразил я.
–О чем ты, милый?– переспросила Она, поздний час мешал свободе мыслей, телефон разрывался чужой тревогой.
–Наши отношения как подземка. Сначала наши сердца прятались здесь от нас, а потом когда они заговорили с нами, мы сами начали прятаться здесь от других. Наши встречи – светлые станции, наши расставания темные пролеты. И снова красивые яркие станции. Вот, что такое наши отношения. Это так ясно мне и тебе, и так непонятно другим. Рельсы как наши судьбы, одна твоя ниточка, другая моя. А шпалы наша любовь. И будто линия кольцевая, без прошлого, настоящего и будущего,– сыпал я художественными образами, аксиома параллельных прямых и следствия наших чувств простой геометрией соединяла истории наших жизней.
Думаю, Евклид был не только математиком, но и философом. Вклад его учителя Платона не прошёл бесследно. Но древним грекам не развязать наш гордиев узел. Нужен русский! Через две тысячи лет после смерти Евклида родился такой русский. Николай Иванович Лобачевский. Непослушный, дерзкий мальчишка, выдумщик и проказник. Смог увидеть мир в ином пространстве. Как же всё просто: через точку, лежащую вне прямой линии можно провести бесконечное множество параллельных прямых. Я всегда тянул эти прямые в своей голове по прямой плоскости в самую бесконечность, и они у меня никогда не пересекались. Лобачевский взял заварник для чая и расчертил его параллельными прямыми, и в самых выпуклых местах прямые искривлялись и заползали друг на друга. Чуть позже Эйнштейн нашёл эти искривленные пространства во вселенной и подтвердил гений Лобачевского. Одна аксиома смотрит в зеркало на другую, картинка вроде одна, но изображения перевернутые. Ведь он сумел создать неевклидову геометрию; моим серым клеткам осталось только понять – чудо это или математика? « Эх, ты, гуманитарий непонятливый!» – шутил мой отец, ставя мне мат в очередной шахматной партии. Я как-то попросил его помочь с этой игрой, мои одноклассники давно смеялись над моими быстрыми поражениями. Сыграли партий десять, всё тщетно, бил меня отец в шахматы беспощадно. «Достаточно, последняя партия далась труднее всего! Молодец! Можешь играть с друзьями, просто будь чуточку внимательней!» – по-советски благословил меня отец. И тут вдруг с первых игр у моих соперников возник справедливый вопрос: «Как, опять «мат»?»– вот так пошли шахматы после игр с отцом. Только один Серж остался непокоренным. Математика Лобачевского в сердце гуманитария сделала своё дело. Она помирила верующих и агностиков; красноармейцы остались такими же героями, как и белая гвардия, капиталисты подружились с коммунистами, западники со славянофилами; гетеросексуалы с гомосексуалами; алкоголики с трезвенниками, больные со здоровыми; дураки с умными. Президентская республика помирилась с конституционной монархией; первый император России, погубивший свою семью ради величия отечества, помирился с последним императором, погубившим отечество, ради спасения семьи. Мастер Лобачевский, спасибо, за новый мир. Дружище, чувствуешь, как человек приближается к твоим тайнам?