Дружище, ты сам слышал, что вытворяют со мной эти женщины. Неужели я такой мягкотелый? У меня создается впечатления, как бы я третий, да ещё и лишний. У меня вообще никто, ничего не спрашивает! Периодически сливаясь в одно целое со своей первой любовью, я не могу избавиться от ощущения нашей общей жизни с Ней. Каждый день часть моих воспоминаний прошлого связываются с фантазиями настоящего и врастают в грёзы будущего. Будто судьба наших отношений продолжается непрерывной линией. Она всего лишь уехала на научную конференцию и сегодня должна вернуться домой и закатить мне милую сцену ревности из-за следов губной помады на воротнике рубашки, затем мгновенно успокоится, вспомнив, что сама могла испачкать ткань перед своим отъездом. Какая нить Ариадны связала наши судьбы? Ведь люди не половинки друг другу, и нет никаких частей одного целого – мы цельные уже с рождения. Мы не разорванные пополам деньги, скорей – купюры и монеты; мы не батон в нарезке, скорей – хлеб с маслом; мы не вода и пар, как части целого, скорей – вода и свет, как составные радуги! Даже Адам и Ева имели разный хромосомный набор. Как бы мы не влюблялись друг в друга, в симпатии, или интересы, или ожидания; в начале пути мы всегда разные. И только взаимная любовь, управляя разумом и эмоциями, день за днем, способна накрепко запутать, как тонкую леску, общие судьбы влюблённых.
Каждую весну снова и снова, трудолюбивые пчёлы, заметив распустившиеся бутоны обострившихся желаний, слетаясь на манящий запах гармонии влюбленной пары, переопыляют обоих, рождая новые завязи качеств, компромиссов и привязанностей. Всю жизнь рождаются новые плоды долговечности отношений. Почему, дружище, часть моей души возвращается на перрон вокзала Астрахани и ждет Её, как собака японской породы акита-ину, придумывая мне новую кличку – Хатико-пёс? Почему я восхищаюсь победой Её мечты, стоившей Ей кропотливой учебы, труда и немалых копеек, как майской Победой моей Родины? Почему я с такой радостью завидую Её друзьям, которые очарованы безупречными успехами, пристраиваясь как можно ближе к ней на каждом фото? Почему я чувствую запах тысяч цветов, которые дарят Ей на каждый день рождения, и мне приходится на всякий случай, для профилактики, принимать таблетку антигистаминного препарата? Почему я слышу шум ветра в ушах, когда она прогуливается по набережной Невы; и в секундной панике, на лету, хватаю руками сорванную со своей головы этим ветром кепку? Каким образом обжигающее тепло чашечки горячего кофе, с кусочками ныряющего в него маршмеллоу, сквозь Её ладони проливается в мои руки, оставляя волдыри от ожогов? Почему Её голос в моих ушах звучит как вдохновения для Моцарта? Хорошо, что Она не работает диктором на телевидении, а то пришлось бы покупать телевизор и променять свою жизнь на ленту бесконечных трагедий в Её исполнении!