— Вика, — задумавшись, не сразу замечаю, что девушки уже ушли, а мы остаемся наедине. — Если я говорю молчать, ты молчишь, если прошу говорить, говоришь, помнишь? Начни, пожалуйста, — притворно ласковым тоном, произносит мужчина.
Киваю, не зная, какие вопросы задавать. Спросить, что дальше буду здесь делать? Сомнения на счет того, что мне скажут, растут внутри с каждой секундой.
— Кем вы работаете?
— Не те ты вопросы задаешь, Вика, — прожевав кусок мяса, отвечает мужчина.
— Других у меня нет, — пожав плечами, следую его примеру и приступаю к еде.
Беру в руки вилку и нож, тщательно нарезаю стейк и запихиваю кусочек в рот. Вкусно, нежно и ароматно. Марко действительно хорошо готовит.
— Ты работала? — интересуется Ахмед.
— Да. Продавцом в магазине неподалеку. Через день приходила на смену. Платили не то, чтобы много, но нормально.
— И куда ты тратила деньги? — он осматривает меня с головы до ног, а после переводит взгляд на мое лицо. — По тебе не скажешь, что ты хорошо одета.
Мне стыдно за свой скромный наряд, но ничего лучше у меня нету. Я никогда не одевалась в брендовых магазинах, не носила наряды от известных модельеров. Всё, что у меня в гардеробе, куплено на распродажах или в небольших магазинчиках у дома.
— Я отдавала все отцу, у нас были проблемы с деньгами.
Ахмед усмехается и кивает так, будто ему все понятно. Создается ощущение, что он совершенно точно знает об отце больше меня.
— А знаешь, почему у вас были проблемы с деньгами?
Мотаю головой. Еще год назад у отца был бизнес, причем он приносил немалый доход, но буквально полгода назад и я, и мама, узнали, что у отца нет денег, а его компания почти на грани банкротства. Мы узнали это, когда маме потребовалась дорогостоящая операция, а мы просто не смогли ее проплатить. Я и денег тогда не успела собрать, хотя мы обратились в фонды помощи, везде, куда можно было. Собрали тридцать процентов от суммы и узнали, что мама умерла.
— Байрамов игрок, Вика. Он проиграл бизнес, дом, так что ему пришлось переехать в тот барак, в котором вы жили последнее время, а еще деньги… три миллиона долларов это основной его долг, есть и меньше, но другим людям.
— И как он будет их возвращать?
— Я не знаю. Мне вот ты досталась, может другим сына продаст?
Я нервно дергаюсь и поднимаю голову, смотря на Ахмеда. Он невозмутимо продолжает есть, медленно нарезает мясо, аккуратно накалывает его на вилку и отправляет в рот, тщательно пережевывая. Ахмед вынуждает меня задуматься о долгах отца. В том, что он отдаст кому-нибудь Стаса, я сомневаюсь. Сын — самое дорогое, что у него есть, его кровь, плоть. Это я никто в их семье, поэтому меня так легко было отдать, забыв о существовании.