А если, если, не дай Бог, ничего не будет, или, еще хуже, будет жалкий, хилый дегенерат? Какой ужас…
С мягким, но страстным упреком он обратился однажды к Маргарете:
– Мама, если уж так нужно было, отчего же выбор ваш остановился на Памеле? Я вижу, да и раньше видел, что делать это слабенькое существо матерью – это идти против Бога, против самой природы, больше – это варварство… Варварство, мама!..
– Увы, дитя мое, ты прав, но не было выбора. То есть, он был, но не такой, как нам надо. Это в мирное время Виктор-Эммануил мог позволить себе роскошь жениться на принцессе крохотного нищенского княжества…
– Какие у них крепкие, здоровые дети! Последний раз, что я был в Риме, я любовался ими! – с жаром подхватил Адриан.
– Сын мой, ты раньше времени приходишь в уныние. Может быть, твоя кровь и сила Ираклидов победят, как победила там у них в Квиринале здоровая, свежая славянка. Ведь, в сущности, наша Памела и маленький, кривобокий, кривоплечий Эммануил стоят друг друга.
– Да, пожалуй… Дай-то Бог, дай-то Бог…
Советовались с лейб-акушером, сухоньким старичком, длинноволосым, носатым, с листовской внешностью…
– Полагаю, что роды будут мучительны, хотя далеко не безнадежны, – успокаивал он. – Я бы совсем смело глядел вперед, если б не этот чрезвычайно узкий таз Ее Величества…
Двадцать восьмого мая, – запомним этот исторический, во всех отношениях неудачливый день, – сильно не в духе был Адриан. Так уже одно к другому, другое – к третьему, четвертому…
Прежде всего – здоровье молодой королевы ухудшилось. Она лежала пластом, вконец обессиленная. Даже по ночам Лилиан ее не оставляла, накоротке, тут же засыпая в кресле.
Это – одно. Потом – не ладилось с дворцом инвалидов. Вернее, сам-то по себе он даже очень ладился, этот пятиэтажный гигант, в несколько месяцев выросший в пятидесяти километрах от Бокаты среди живописной местности, на берегу судоходной реки. Но смета – сама по себе, а осуществление – само по себе. Чтобы довести все начатое до конца, создать и оборудовать при общежитии большую библиотеку, ремесленные мастерские и домашний театр, словом, чтобы пустить в ход громоздкий и сложный механизм дома, рассчитанного на две тысячи инвалидов, не только не хватало тех миллионов франков, что принесла реализация древнего клада, откопанного в имении короля, но предвиделись расходы еще и еще…
Из своих личных средств король не мог ничего выделить уже по той простой причине, что средства его были весьма ограничены. Урезанный парламентом «цивильный лист» едва позволял сводить концы с концами.