Люциан. Я не знала как вести себя с ним. С одной стороны меня начинало тянуть к нему, а с другой… Он постоянно исчезает и недоговаривает. Права мама… Я не умею выбирать.
***
Голову пронзила резкая боль. Пытаясь пошевелиться, поняла, что мои руки и ноги связаны, а рот заклеен скотчем.
Я лежала на вонючей раскладушке в своей комнате. Замычав, попыталась встать, но ничего не вышло.
— Очнулась? — отодвинув плед, в проеме показалась мать. — Зачем ты напала на меня? Прав врач! Надо сдать тебя в психушку, и дело с концом.
— М-м-м, — только и могла ей ответить. В её руке показался стакан воды и таблетки. Я мотнула головой.
«Ну уж нет! Не собираюсь пить эту гадость!»
Несмотря на боль в бедре, я начала брыкаться и толкаться.
Маме надоело и она ушла. Но быстро вернулась со шприцем.
— Сама напросилась, — укола мне не удалось избежать.
Не знаю что за лекарство помчалось по венам, но посмотрев красочные мультики по мусорным мешкам, я отключилась. Мозг не хотел ни о чем думать. Он завяз в тягучем и непролазном мазуте.
Помня лишь одно имя, я повторяла его без устали.
«Люциан, Люциан, Люциан».
Как только мысли складывались во что-то вразумительное я пыталась пробиться к дракону. В какой-то момент поняла, что этот момент прожит мной множество раз. Но он повторялся вновь и вновь.
Если я шевелилась, то мама колола очередную дозу препарата. И все начиналось заново. В следующий раз, когда сознание опять возвращалось ко мне, я не выдала себя. Мне не хотелось вновь оказаться в том аду.
Не знаю как долго продолжалось мучение, но в один день кое-что изменилось. К нам пришел гость. И ни кто-нибудь, а следователь…
— Александр Иванович, — донеслось до меня. — Разрешите поговорить с вашей дочерью. Она очень важный свидетель.
«Почему именно он?» — бултыхнулись вялые мысли.
— Зоряночка сейчас отдыхает, — ответила мать. — Приходите в другой раз.
Я поняла, что это мой последний шанс позвать на помощь.
— М-м, — простонала как можно громче.
— Кажется, она все же проснулась, — сказал Александр. — Разрешите пройти.
— Нет. Стойте тут, — возмутилась она. — Сама ее выведу.
Распахнув глаза, я заёрзала. Показалось недовольное лицо родительницы и огромные ножницы. Ими она перерезала веревку на покрасневших запястьях. Ноги тоже освободила и дала черную толстовку. Я надела ту без колебний. Сняла самостоятельно скотч и прихрамывая, пошла к следователю.
Тот одетый в ветровку и джинсы, дожидался в прихожей. Увидев меня, он изменился в лице, но через секунду опомнился и вернул безразличную маску.
— Проходите, поговорите на кухне, — голос мамы смягчился.