Маша сжалилась и подплыла ко мне улыбаясь:
— Я так хочу пить, — осушила последний глоток моего кофе, — забыла, что ты пьешь без сахара, — она передернула плечами, — можно Мартини? — обратилась к бармену.
— Давай воды закажу?
Девушка согласно кивнула, взяв меня за руку, пару раз покружилась, изображая вальс.
Выпила воду залпом, и пританцовывая потягивала Мартини. Поймал себя на мысли, что я бы уже упал без ног, на часах было два, а в ней и ни намека на усталость:
— Маша, ты ничего не принимала?
— Принимала, — засмеялась глядя на мою реакцию, — Маргариту, две, — показав пальцами жест "мир", — шампанское, три, — продемонстрировав три пальчика перед моим лицом, — и мартини, — поднесла бокал к своим губам, продолжала ритмичные движения в такт музыке.
— Ясно, похмелье обеспечено, — но в ней было столько энергии и веселья, что грешным делом подумал, а не угостил ли ее кто чем-то более забористым.
Нимфа упорхнула на танцпол собирая сальные взгляды хорошо подвыпивших посетителей. Опершись на стойку спиной наблюдал как хорек пробирается в гущу танцующих, все же не отказался от мысли забрать свой "подарок".
— Эй, — Лёня шлепнул меня по плечу ладонью, — ты долго будешь изображать из себя огнедышащего дракона? Устала девочка, дай оторваться, — а девочка, к слову, уже зажигала в компании Павла, она старательно держала с ним расстояние, не давая к себе приближаться. — Расслабься, ты же видишь, что она его отшивает. Пошли носики попудрим, — хохотнул Лёня, указывая направление. А носик попудрить хотелось уже давно…но не мог себя заставить оставить Нимфу вне поля зрения.
МОя руки смотрел на себя и никак не мог понять, когда я скатился до банальной ревности. Ревности жгучей и ничем не оправданной… План созрел неожиданно, многим позже я осознал, что он был хреновым.
— Слушай, я не жалуюсь, но староват я для загулов до утра, может уже свалим? — пожаловался друг закрывая воду.
— А как же Лапусик? — не удержавшись съязвил.
— Я ж говорю, стар я и немощен… — музыка проникла в комнату, когда какой-то парень вышел из туалета.
— Лёнь, помнишь, ты слюну пускал на кий с эбенового дерева, считай, что он твой.
— С чего бы такая щедрость? — настороженно спросил Киселев.
— В уплату морального ущерба, — с этими словами коротким, несильным ударом приложил другу в челюсть.
Лёня зашипел от боли:
— Смирнов…., ты совсем …?
— Не стирай кровь, — на меня уставились ничего не понимающие глаза Киселева. — Я все объясню…
— Ну, — держась за челюсть внимательно за мной наблюдая, ожидая подвоха.
— Маша… я не знаю как уже ее отсюда забрать, меня бесят все эти взгляды, и уроды которые к ней подкатывают.